— Говорят? А вы?
Гуань Бай посмотрел на меня пристально, будто изучая что-то, чего я сам в себе ещё не видел.
— А я знаю, — сказал он. — Цай Юань действительно был велик. Но он исцелил того, кого не должен был исцелять.
Я чуть нахмурился, не понимая, о чем речь.
— Вы о ком?
Учитель помолчал какое-то время, но потом все же произнес:
— О демоне.
Я приподнял брови, не веря услышанному.
— Он помог демону?
— Да. Это был в каком-то плане… эксперимент. Цай Юань верил, что… если демоны — порождение мира, значит, их можно понять. Исцелить, приручить, обратить. Он пытался заглянуть за завесу того, что мы зовём добром и злом.
Я молчал.
— Что случилось потом?
— Демон убил его жену и детей, — спокойно ответил Учитель. — Сжёг дом. Оставил в живых только его самого.
Я прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Демонам нельзя верить. Никогда.
— И он исчез, — продолжил Учитель. — Ушёл в горы, стал затворником. С тех пор лечит только тех, кого сочтёт достойными.
— Значит, мне придётся убедить его помочь.
Гуань Бай кивнул:
— Я отправлю ему весть.
Я склонил голову в благодарности, уже хотел поблагодарить, намереваясь покинуть дом, но учитель вдруг произнёс:
— А теперь о тебе, Янжан.
Я замер, не совсем понимая, о чем пойдет речь.
Гуань Бай задумчиво смотрел на меня.
— С тобой что-то не так.
Не то, чтобы это было какой-то новостью. Хоть и неприятно было слышать подобное. В смысле… я просто получил подтверждение, что проблем больше, чем хотелось бы. Хотелось бы вообще проблем. Но меня никто не спрашивал.
— Я ждал, когда вы заговорите об этом, учитель. Я… бился с демоном в проклятом месте. Слишком близко.
Он долго смотрел на меня. Потом произнес:
— Жду тебя завтра. На тренировку. Посмотрим, что можно сделать.
Я кивнул, понимая, что отказаться не получится. Да и это будет глупо.
На обратном пути я летел над городом, чувствуя, как ветер забирается под одежду, пробирая до костей. Уже светало. До этого тоже было так холодно? Или я просто не думал о погоде? Время пролетело незаметно.
Над Бачэн висела тишина. Внизу тускло светились фонари, затухая в переулках, на ночных рынках догорали последние угли жаровен, и редкие голоса доносились сквозь тусклую мглу.
Когда я опустился у ворот усадьбы, меня уже ждали.
— Братик! — раздался звонкий голос.
Я резко повернулся на голос. Не спит! Вот же ж мелкая белка.
Шаокин стояла на крыльце, освещённая мягким светом фонарей. Она была облачена в изысканные одежды наследницы клана Тан — светло-голубое шёлковое ханьфу с вышивкой серебряных облаков и золочеными узорами на рукавах, пояс украшен нефритовыми подвесками, а волосы собраны в аккуратный высокий узел, скреплённый изящной заколкой с жемчужинами. В руках она всё ещё держала кисть, а на мизинце правой руки темнел след от туши. Ого-го. Это занимается допоздна? Вот это прилежность.
Правда, ничего не мешало Шаокин после занятия сидеть и рисовать зайчиков, дожидаясь меня. Ведь знала, что я приехал.
— Ура! Ты вернулся! — Она сбежала по ступенькам и повисла у меня на шее.
Я улыбнулся, обнимая ее в ответ.
— Только закончила занятия?
— Учитель задержал, — кивнула она. — Говорит, что у меня слишком лёгкая рука, а в каллиграфии важна сила, ритм и дыхание.
— Он прав. Без внутренней концентрации даже самое красивое письмо — просто набор линий.
Шаокин надулась, потом подумала и показала язык.
Нет, определенно из неё ещё делать и делать благородную даму.
— Как отец? — спросил я.
Её глаза на мгновение потемнели.
— Всё так же.
Впрочем, чего можно было ждать. Но я не мог не спросить.
Шаокин тихо вздохнула и, опустив голову, выпустила меня, убрав кисть в рукав. Надеюсь, у меня теперь щеки не в туши, а то эта кудесница и не такое умеет.
— Ты устал, братик. Иди отдыхай.
Я посмотрел на неё — маленькую, но уже столь стойкую, будто взрослую. И вдруг почувствовал, как тепло разливается внутри.
— Ой, — спохватилась она, будто вспомнив. — На!
Шаокин протянула мне лист бумаги, на котором плавными ровными движениями были выведены иероглифы.
— Это моё последнее задание, — с лёгкой гордостью сказала она.
Я взглянул на текст. Линии были аккуратными, пропорции выдержаны, а в мазках угадывалась уверенная рука.
— У тебя получается всё лучше и лучше, — признал я, внимательно разглядывая каждую деталь.
Шаокин просияла, захлопала ресницами:
— Лучше, чем у тебя.
— Так… Не начинай.
— Ладно, учитель всё равно говорит, что мне не хватает силы.
— Это приходит с практикой.
Она немного поёжилась, поправляя рукава, а потом выпалила:
— Братик… Я хочу поступить в Академию Небесных Огней.
Я поднял взгляд.
Академия Небесных Огней была одним из самых престижных учебных заведений империи Дацзи. Расположенная в горах Тайлин, вдали от суеты столицы, она принимала лишь лучших из лучших. Там обучали не только каллиграфии, но и литературе, философии, военному искусству, управлению потоками энергии через написанные иероглифы. Говорили, что мастера Академии могли одним движением кисти запечатывать демонов или сковывать врагов магическими символами.
— Ты уверена? — спросил я.
— Да, — улыбнулась Шаокин. — Я хочу научиться настоящему мастерству. Не просто писать красиво, а вкладывать в слова силу.
Слово порой сильнее меча, сестричка.
Я медленно сложил лист с её работой и вернул.
— Это непростая дорога, Шаокин. Конкурс туда огромный, а требования ещё выше.
— Я знаю. Но я готова. — В её глазах вспыхнул огонь.
— Ты всегда была упрямой, — усмехнулся я.
— Ой, кто бы говорил, — заметила она.
Я фыркнул, признавая её правоту.
Некоторое время мы просто стояли в тишине. Потом она тихо спросила:
— Отец… ему хуже, да? Именно это ты увидел сегодня?
И как только поняла? Впрочем, она давно не ребенок, всё видит своими глазами.
Я медлил с ответом.
— Да.
Шаокин внезапно призналась:
— Я боюсь, Янжан.
Я мягко положил руку ей на плечо.
— Я тоже.
Она посмотрела на меня снизу вверх.
— Но ты же что-то делаешь, да? Ты найдёшь способ помочь?
— Я уже