— Студия «Коламбия Рекордс» на Бродвее, — сказал я, усаживаясь на заднее сиденье.
Машина тронулась, вливаясь в утренний поток транспорта. Нью-Йорк уже полностью проснулся.
Тротуары заполнились спешащими на работу клерками, домохозяйки с корзинками направлялись на рынок, газетчики выкрикивали заголовки утренних газет. Мимо промелькнул мальчишка-чистильщик обуви, деловито расставлявший нехитрое оборудование на углу улицы.
— Что вы знаете о Фримане, босс? — спросил О’Мэлли, разглядывая проплывающий за окном город.
— Лестер «Король джаза» Фриман, — начал я. — Один из самых известных дирижеров и бэндлидеров. Его оркестр играет на самых престижных площадках от Карнеги-холл до «Коттон-клаба». Он талантлив, но капризен и обладает непомерным эго. Любит роскошь, красивых женщин и дорогие сигары. И, — я сделал паузу, — у него репутация человека, который точно знает себе цену.
О’Мэлли понимающе кивнул:
— Высокая цена, полагаю?
— Очень высокая. Но Фуллертон готов заплатить, лишь бы заполучить его для своей рекламной кампании.
Такси свернуло на Бродвей. Мы проехали еще несколько кварталов и остановились перед современным зданием из стекла и стали, студией звукозаписи «Коламбия Рекордс».
— Приехали, джентльмены, — объявил водитель.
Я расплатился, и мы с О’Мэлли вышли из машины. На входе нас встретил молодой человек в белой рубашке с эмблемой студии.
— Мистер Стерлинг? — спросил он. — Маэстро Фриман ожидает вас. Прошу следовать за мной.
Мы прошли через вестибюль к лифтам, поднялись на пятый этаж и оказались перед дверью с табличкой «Студия A». Наш провожатый постучал и, услышав разрешение, открыл дверь.
— Мистер Стерлинг и его помощник, сэр, — объявил он, отступая в сторону.
Мы вошли в просторную студию, где нас ждала встреча с «Королем джаза».
Глава 7
Музыка для души
Студия звукозаписи «Коламбия Рекордс» встретила нас приглушенным светом и характерным запахом, смесью лака для дерева, металла и того особого аромата, который бывает только в музыкальных помещениях.
Большое пространство разделено звукоизолирующим стеклом. С одной стороны технические пульты с множеством ручек и циферблатов, с другой собственно студия с инструментами.
В центре студийного пространства стоял величественный рояль Steinway, а вокруг него стойки для духовых инструментов, ударная установка и несколько микрофонов на высоких стойках. На стенах висели тяжелые бархатные драпировки, для улучшения акустики.
И посреди всего этого, словно генерал на поле боя, восседал Лестер Фриман.
Мощный, представительный мужчина лет сорока пяти, с залысинами, компенсированными пышными бакенбардами, и внушительным животом, обтянутым белоснежным жилетом. Фриман курил длинную темную сигару, выпуская к потолку идеальные колечки дыма. Его пальцы с массивными золотыми перстнями нетерпеливо отбивали ритм по крышке рояля.
— А вот и рекламный агент мистера Фуллертона! — воскликнул он, заметив наше появление. Голос у него был низкий и звучный, настоящий голос командира. — Входите, входите. Люблю пунктуальных людей.
Я подошел и протянул руку:
— Мистер Фриман, благодарю за возможность встретиться. Уильям Стерлинг. А это мой помощник, Патрик О’Мэлли.
О’Мэлли почтительно склонил голову.
Фриман крепко пожал мою руку, оценивающе осмотрел нас обоих и указал на два стула:
— Присаживайтесь. Надеюсь, вы принесли что-то более интересное, чем стандартное предложение: «Лестер Фриман рекомендует покупать шляпы в магазине Фуллертона!»
Сразу видно опытного человека, не первый раз сотрудничающего с финансистами.
— Поверьте, наше предложение далеко от стандартного, — улыбнулся я, доставая из портфеля папку с материалами. — Мы видим вашу роль гораздо шире обычного рекламного лица.
— Вот как? — Фриман выпустил еще одно идеальное кольцо дыма. — И что же это за роль?
— Вы мастер гармонии, — начал я, раскладывая перед ним эскизы. — Дирижер, который соединяет разрозненные инструменты в слаженное целое. Человек, создающий порядок из хаоса.
Я сделал паузу.
— Именно эту идею мы хотим использовать для нового универмага Фуллертона. Не простое «знаменитость рекомендует товар», а глубокая метафора: как дирижер создает музыкальную гармонию, так и новая концепция магазина создает гармонию покупательского опыта.
Фриман поднял бровь, его интерес явно пробудился.
— Продолжайте.
— Представьте себе полосу в «Saturday Evening Post», — я показал предварительный эскиз. — Вы в элегантном смокинге стоите в центре магазинного зала, как на подиуме перед оркестром. Одной рукой вы указываете на секцию мужской одежды, другой на женскую. Над вами заголовок: «Лестер Фриман: Великий композитор торговой симфонии».
Фриман взял эскиз, изучил его и хмыкнул:
— Неплохо. Но я слышал, что вы предложили нечто революционное мисс Ларсен и этому боксеру, как его?
— Честеру «Профессору» Рейну, — подсказал я.
— Да-да, ему. Так вот, я не хочу быть просто третьим в вашей коллекции знаменитостей, — он выпрямился, выпятив грудь. — Или я получаю что-то по-настоящему выдающееся, или никакой сделки.
Я осторожно кивнул:
— Разумеется. Поэтому я подготовил для вас особое предложение. Что, если универмаг «Фуллертон» станет спонсором вашего специального выступления? «Торговая симфония Лестера Фримана» — оригинальное произведение, созданное вами к открытию магазина.
Глаза Фримана блеснули.
— Специально написанное произведение? Это уже интереснее.
— Более того, — продолжил я, — мы предлагаем записать пластинку с этой композицией. Каждый покупатель, совершивший покупку свыше двадцати долларов в первую неделю после открытия, получит ее в подарок. Тысячи пластинок, тысячи новых поклонников вашего таланта.
Фриман откинулся на стуле, выпустил еще одно кольцо дыма и прищурился:
— А кто сказал, что я умею писать музыку, мистер Стерлинг? Я дирижер, а не композитор.
Я подготовился к этому вопросу.
— Но ведь вы делали аранжировки, не так ли? А это уже творчество. И, полагаю, у вас найдется талантливый помощник для записи нотной партитуры.
Фриман кивнул:
— Есть такой. Вы о нем наверняка слышали. Молодой парень, Дюк Эллингтон. Чертовски талантлив. — Он вдруг нахмурился. — Но все же мое условие пока не озвучено.
Ах да, знаменитое «необычное условие», о котором я говорил О’Мэлли. Я приготовился к любым эксцентричным требованиям.
— И каково ваше условие, мистер Фриман?
Дирижер затянулся сигарой и медленно выпустил дым.
— Я соглашусь только в том случае, если один из вас двоих сыграет со мной. Прямо сейчас. — Он указал на рояль. — Я должен убедиться, что имею дело с людьми, понимающими музыку. Не терплю работать с филистимлянами.
О’Мэлли бросил на меня обеспокоенный взгляд. Я сохранил невозмутимое выражение лица, хотя внутренне улыбнулся. Это даже проще, чем я ожидал.
— Что ж,