Жемчужиной всей этой коллекции изобретений Р. Пири назвал аппарат, который бы выстрелил исследователем прямо на полюс. Быстро, без труда и хлебушком запасаться не надо. Правда, и этот автор проекта почему-то не пояснил, какова будет посадка и каким образом осуществить возвращение. Видимо, не получил нужную консультацию у барона Мюнхгаузена, опытного в таких полетах на дальние дистанции.
Ну да ладно – чудаки-советчики. Но вот чудаки, которые сами берутся за исполнение заведомо неисполнимого, тут сердце немного дрогнет – нет, не насмешкой, а искренним сочувствием с некоторой долей раздражения. Ведь есть на свете дела, в которых неприемлемы дилетантизм и невежество.
Вальтер Уэльман. Это было бы смешно…
Можно привести тому немало примеров. Остановимся на двух характерных в этом смысле полярных экспедициях американского журналиста Вальтера Уэльмана (1958–1934) – экспедиций никчемных и нелепых. Из тех, что породила «полюсная лихорадка». Организованных и использованных в чисто рекламных целях, ради сенсаций, по-американски шумно. Обе затеи были изначально пусты, а их осуществление бездарным. Причем в одной из них погиб участник экспедиции, а сам «затейник» сильно пострадал.
В 1898 году вышло из Архангельска экспедиционное судно «Frigtiof» и направилось к Земле Франца-Иосифа. Оттуда Уэльман в составе отряда из девяти человек намеревался достичь «рекордно высокой широты». Втайне надеясь достичь полюса.
Сперва, как положено, принято и необходимо, Уэльман определил место зимовки, базу экспедиции. Здесь собрали из привезенных заготовок довольно жалкий сарай, сложили в нем продовольствие и снаряжение. А невдалеке устроили «депо» – соорудили хижину из камней и моржовых шкур, где Уэльман зачем-то оставил зимовать двух матросов. По его замыслу – это промежуточный склад в предстоящем походе на Север.
Глупее придумать трудно. Да, полярные путешественники и северные аборигены устраивают промежуточные базы с продовольствием на дальний путь или на обратную дорогу. Но размещают их на значительных расстояниях, с учетом дневных переходов, а депо Уэльмана находилось невдалеке, и какой в этом расположении имелся смысл – было известно, верно, только самому Уэльману.
Зимовка и в дощатом сарае, и в депо прошла тяжело – в плохо приспособленных к Северу помещениях температура не поднималась выше –10 °C, стены и потолок были постоянно покрыты инеем, порой сочились капелью.
Когда закончилась полярная ночь, отряд Уэльмана выступил на Север, «покорять самые высокие широты». По пути завернули в депо; это жалкое сооружение Уэльман называл по-американски фортом. На пороге его встретил матрос Бьервиг.
– А где Бентсен?
– Вот он. – Матрос указал на нары, где лежал труп в промерзшем спальном мешке. – Он давно умер. В начале зимы.
– Что ж ты его не похоронил? – изумился начальник экспедиции, который за несколько месяцев полярной ночи не удосужился проведать своих людей.
Бьервиг спокойно объяснил:
– Он сам меня просил, умирая, не хоронить его до тепла. Боялся, что песцы и медведи доберутся до его косточек.
Уэльман был поражен и позже вспоминал, что Бьервиг, который два месяца укладывался спать рядом с трупом, был совершенно нормален. «Здоров, любезен, даже угостил нас горячим кофе. Только немного нервничал и страдал бессонницей». Еще бы!
Надо заметить, что такие случаи нередки на долгих полярных зимовках. Петер Фрейхен, например, вспоминал в своих уникальных рассказах аналогичные ситуации. Некий зимовщик, потеряв друга, и не думал его хоронить. Он продолжал относиться к нему как к живому. Укладывал его спать, сажал рядом с собой за стол, даже выносил наружу «подышать свежим воздухом». Он вел с ним долгие беседы, по-детски сердился на то, что друг его слишком молчалив и не отвечает ему на вопросы. И радовался, когда в тепле, оттаивая, труп немного пошевеливался…
Да, такое бывало нередко. Полярный психоз. Недостаток нужных организму элементов в скудном питании, одиночество, мертвая тишина белого безмолвия.
Похоронив несчастного матроса, отряд двинулся к Северному полюсу.
Поход Уэльмана очень скоро и полностью провалился. На одном из переходов руководитель сломал в ледяной трещине ногу и вернулся на судно, лежа на нартах.
Но сам Уэльман свою бездарную экспедицию провальной не считал. И сенсацию из нее все-таки выжал: гордо сообщил, что открыл по пути четыре острова и нанес их на карту Арктики. Правда, позже выяснилось, что никаких островов в этой точке океана нет и никогда не было.
Что ж, казалось бы, хватит. И славы, и насмешек. Однако в 1906 году Уэльмана вновь потянуло к полюсу. Он решил повторить (с лучшим результатом, конечно) полет Саломона Андре. И даже место для будущего старта выбрал там же, откуда ушел в вечный полет воздушный шар «Орел» – бухту Вирго на Шпицбергене.
Что действительно умел Уэльман, так это рекламировать себя, создавать и раздувать вокруг своей особы ажиотаж и сенсации. Впрочем, в Америке это всегда любили и умели активно в такой шумихе участвовать. Америка обожает создавать себе кумиров даже на пустом месте и из пустых личностей.
А шумиха поднялась отменная. И в разгоревшуюся сенсацию Уэльман расчетливо подбрасывал дровишки. Где только мог (а возможности у него были) раздувал и без того бурное пламя интереса к своему будущему полету, который «займет небывалое место в истории в качестве самой современной экспедиции». Ведь она будет осуществлена на основе его усовершенствованного оборудования и обеспечения.
Одно из таких новшеств Уэльмана в практике воздухоплавания удивило без малого весь мир. У кого-то оно вызвало восхищение своей оригинальностью, у кого-то смех своей глупостью.
Это новшество – небывалой конструкции гайдроп. Напомним, гайдроп – это тормозные канаты или тросы, свободно висящие до земли, вес которых удерживает воздушный шар на нужной высоте, а трение их о землю, лед или воду притормаживает полет аппарата по ветру. То есть в какой-то степени гайдроп служит для управления беспомощным в воздушной стихии воздушным шаром.
Гайдроп «по Уэльману» – не трос, не канат, а колбаса. В полном смысле этого слова! Длиной 50 метров, начиненная продовольствием: вяленым мясом, вареными бобами, пеммиканом и другими аппетитными продуктами. По мысли «изобретателя», эта колбаса будет волочиться за летящим шаром по морскому льду, цепляться за торосы, и от нее станут отрываться «порционные» куски, которые послужат воздухоплавателям складами провианта на обратном пути. Особенно – в случае аварии воздушного судна и пешего возвращения.
Умилительно по своей глупости.
Куда полетит шар? Где будут отрываться куски колбасного гайдропа, каким