Мы чудом вышли живыми из этой передряги. Стоило начаться пальбе, я приказал всем лечь на пол и ползти на кухню. На полпути я обернулся и увидел, что по комнате мечется второй шкаф. На месте глаз у него зияли окровавленные отверстия. Сослепу он вынес своим телом окно и с криком ввалился наружу.
Стрельба прекратилась.
— Куда вы подевались, мрази? — раздался голос Зельца.
На кухне, где мы прятались, творилась невообразимая суматоха. Я, Фидель и Циклоп искали хоть какое-то оружие. Перерыли все шкафы, но ничего путного не обнаружили. Даже столовых ножей не было. Пришлось довольствоваться тем, что имелось. Я вооружился половником, Фидель — скалкой, а мутант — огнетушителем. Девчонки забрались под стол, Профи вооружилась штопором.
— Батя в здании, сучки! — злобно объявил оставшийся в живых Зельц.
Он, прихрамывая, вошел на кухню.
— Не подходи! — крикнул я, размахивая половником.
— А то что? Приготовишь из меня суп?
Мутант поднял над головой огнетушитель.
— Опусти баллон, чупакабра! — приказал Зельц.
Циклоп отрицательно мотнул головой, и бандос не придумал ничего лучше, чем выстрелить из бластера в огнетушитель.
Прогремел взрыв. Устройство для тушения пожаров разорвало в клочья, а кухню заполонила белая дымка. Я откашлялся. Судя по ощущениям, я не пострадал. Фидель и Циклоп тоже отделались легким испугом.
— Ничего себе, бабахнуло, — сказал мутант, взглянул на свои руки и с облегчением выдохнул. — На месте.
— Живы? — я заглянул под стол.
— Живее всех живых, — сказала Профи, крепко прижимавшая к себе Помилку.
— А где этот ублюдок с пушкой? — я огляделся вокруг.
Бластер бандоса валялся у меня под ногами, я поднял его и пошел разведать обстановку, жестом приказав остальным оставаться на местах.
Зельц распластался на полу в прихожей. При взрыве из огнетушителя на бешеной скорости вылетела какая-то деталь и пробила ему череп. Судя по увечьям, Зельц был мертв, как гвоздь в притолоке. Но я все равно ткнул ногой ему в ребра. А то мало ли что, в жизни ведь всякое случается.
— Ну как там, начальник? — крикнул Фидель.
— Все ровно.
— А что с этим подонком?
— Пациент скорее мертв, чем жив, — диагностировал я.
Пятеркин находился все в той же позе: стоял на коленях, закрыв ладонью лицо. Костюм спецагента был перемазан воском и маслом, а из плеча торчал осколок стекла. В другой руке он сжимал желтого утенка и тихонько плакал.
Я подошел, поднял с пола пушку Пятеркина и сунул себе за пояс. Мне почему-то стало жалко этого гаденыша. Резким движением я выдернул из него стекло и сказал:
— Руку убери.
Лицо Пятеркина напоминало кусок зажаренной колбасы, обильно политой кетчупом.
— Пустяки. До свадьбы заживет, — подбодрил я его.
— Кряки, кряки... милый, кряки, — ныл спецагент, с силой давя на игрушку.
Подошла Помилка, посмотрела ему в глаза и улыбнулась. В ответ Пятеркин тоже изобразил какое-то подобие улыбки. Выглядело это зловеще.
— Проныра, чего ты там копаешься? — раздался голос Циклопа.
Профи, Фидель и мутант бродили между тел, собирали бластеры и бросали их в большую спортивную сумку, обнаруженную под мойкой.
— А что с этим делать? — я указал на спецагента.
— Предлагаешь его кокнуть? — спросила Профи.
— Ничего я не предлагаю. Просто спрашиваю.
— Надо кокнуть. Один раз мы его оставили в живых. И где благодарность?
— Сама сможешь?
— Нет, я не могу. Я девушка. А все девушки добрые.
— Да? А по тебе и не скажешь.
Раздался отчаянный вопль Пятеркина. Но кричал он не от боли. Помилка, этот маленький чертенок, вырвала у спецагента резинового утенка и бросилась с ним наутек. Раненый вдруг резво вскочил на ноги и с яростным рыком бросился на обидчицу. Но его оставил и отправил в нокаут мощный удар в лобешник от Циклопа.
— Отдохни, паря, — произнес мутант. — А нам, кажется, пора валить.
Мы вернулись в гостиницу «Доступный отдых». Место неплохое и, как мне показалось, безопасное. Пока пересидим тут, а дальше посмотрим.
Портье Тайгер встретил нас приветливо:
— Решили опять к нам?
— Угу. У вас тут классно.
— Да, у нас уютно, — он, кажется, не понял иронии.
Мы взяли те же номера.
Настроение было поганое. Особенно у меня. Всю дорогу Профи костерила Норико и меня заодно, поскольку сомнений, кто нас подставил, у нее не было. И я не мог ничего сказать ей в ответ, потому что, скорее всего, она права.
«Дурак, дурак, дурак! — корил я себя. — Кому ты поверил? Клешне? В какой уж раз эта хитрая баба обвела тебя вокруг пальца, а ты все не угомонишься. Ты не только себя подставил, ты подставил своих товарищей! Командир хренов!»
На ум пришел анекдот, который рассказывал мне Комендант.
Сын военного спрашивает у отца: «Пап, а тяжело быть командиром?». Отец отвечает: «Нет сынок, это то же самое, что сидеть в бассейне с дерьмом на горящем велосипеде, но он не едет, потому что в дерьме. И вот у тебя из-за этого задницу печет, во рту дерьмо и выбраться из этого у тебя не получится, как бы ты сильно не крутил педали. А все вокруг тыкают в тебя пальцем и кричат, что ты гад, из-за которого все плохо».
Вот примерно так я себя ощущал. В отличие от Профи, Фидель и Циклоп меня ни в чем не винили, но я чувствовал их немой укор.
Но раскисать было некогда. Бойня в квартире на Ефремова не могла остаться незамеченной. Поэтому я дал указания Норе, мониторить эфир. Но пока все было чисто. Никто нас не искал. К счастью, в этот раз мы были вооружены. Но если начнется серьезная заваруха, придется сдаваться.
Вдруг в дверь постучались.
Циклоп и Фидель проверяли оружие на исправность, то есть были заняты. Так что дверь поневоле пришлось открывать мне.
— Ну что там еще? — сказал я и, приготовившись увидеть улыбчивое лицо нашего портье, потянул за ручку.
На пороге стояла Норико.
*malbela — урод (рато.)
XIV. Базовая эмоция
Кто-то сказал, что человеческая злость — это базовая эмоция. Природная жизненная сила, которая необходима каждому человеку для выживания. Я не согласен с этим утверждением.