– Ну, вот, прошел еще один год… – говорил отец Дмитрий Борису, расположившись на большом поваленном дереве, – немного нам осталось, и явится Господь, спасет нас.
Борис, сорвав возле своих ног маленький фиолетовый колокольчик, которых по всей долине было разбросано бесчисленное множество, произнес задумчиво:
– Я вот все думаю, правда ли это? – и, спустя несколько секунд, пояснил. – Что он спасет нас? Имею в виду в том понимании, про которое ты говоришь…
– Все, что было отражено в Писании, сбывается с необыкновенной точностью! – отец Дмитрий вглядывался вдаль, на те горные хребты, которые находились очень далеко. – Раньше я тоже сомневался в правильности последней книги Нового Завета. К тому же, я прекрасно осознаю, что многое из написанного переделывалось и подгонялось под нужды правящих верхушек, многое подгонялось с целью манипуляций народом. Что в итоге, и привело к искажениям, к уходу от настоящей Любви, про которую говорил Христос. Но все же… Читая «Апокалипсис», я ловил себя на мысли, что предсказанное событие, которое якобы уже свершилось, могло трактоваться и по другому, более четко, более конкретно, так сказать. То есть я сомневался, точно ли это событие описывал Иоанн Богослов. Я не мог быть уверен на сто процентов. Тем более, текст писания имеет двойной, а иногда даже тройной смысл. И только сейчас я отчетливо понимаю, что конкретно имелось в виду во всех книгах Святого Писания, в том числе и в «Апокалипсисе». Ведь это книга предсказаний. Она не могла быть написана иначе. Не могла иметь четкие и конкретные предсказания. Ведь когда мы говорим о будущем, мы не можем быть уверены в прогнозе на сто процентов. Люди имеют свободу воли, поэтому невозможно с максимальной точностью предсказать их дальнейший выбор. Человек может выбрать так, а может и по-другому. В связи с этим, последующие обстоятельства в его жизни меняются. А когда мы прогнозируем будущее всего человечества, то сталкиваемся с еще более неимоверной сложностью формирования сценария. Как предусмотреть выбор и действия каждого живущего? Но Господь не прогнозист, конечно же. У него есть рамки, за которые мы все равно не выскочим. Свобода воли у нас ограничена этими рамками. И Господь дает нам выбор не настолько большой, чтобы у нас появилось миллион сценариев. Их не много. И мы сами являемся сценаристами. Потому и написано: никто не знает ни день, ни час конца света и второго пришествия. До конца Бог ждет нашего движения к нему, от животного – к духовному. В Писании все так сложно и многогранно именно из-за предоставленной нам возможности менять ход событий. Но когда уже происходит определенное событие, становится понятным, что имелось в виду в Писании. До того, как произошло событие, невозможно точно определить, как именно, что именно и когда именно случится. Но после его свершения мы осознаем, что это было предсказано, и именно это имелось в виду. Что же касается будущего, возможно, что пойдет все не так, как мы понимаем это сейчас, но потом мы все равно осознаем, что написано было верно. Там, где в Писании двойной смысл толкования, есть разные варианты развития событий. Но там, где четкие указания, например, три с половиной года после прихода Антихриста, я думаю, что все именно так и есть. Хотя, конечно, и здесь могу ошибаться.
Борис кивнул головой. Он прислушивался к отцу Дмитрию, и стал за это время хорошо понимать его.
– Борис, я давно хотел спросить, что ты чувствовал, когда собирался в Москву с операцией по внедрению? Какие мысли тобой руководили? – отец Дмитрий пристально посмотрел собеседнику в глаза.
– Честно, мне сейчас стыдно за те мои мысли и чувства. Мысли были о том, что я могу спасти мир, и это моя задача. Чувства мои меня напугали. Сейчас я понимаю, что это были за мысли и чувства. От какого моего начала они исходили. От моего животного начала. Та моя темная часть, которая время от времени пробуждается и гасит божественное начало, завладела в тот момент всецело моими мыслями. Я вдруг почувствовал себя мессией, спасителем, если хочешь! И я был так горд собой! Хотя ничего еще не совершил, чтобы гордиться. Но решение мое было твердым. Назад бы я тогда точно не свернул. Любви в основе моих решений не было совсем. Это я теперь точно знаю.
– А что ты сейчас думаешь по этому поводу?
– Думаю, что то была гордыня. Не из любви я делал это, а из соображений моего эго. Хотел стать героем. Говорил себе, что отдать жизнь свою за товарищей – это правильно. Смерти я не боялся, может даже и желал ее. Вот таким образом лукавый благими намерениями и соблазнял меня, подменяя красивыми помыслами саму суть.
Отец Дмитрий посмотрел куда-то вдаль, прикрыл глаза, как будто вспоминая что-то, продолжил.
– Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал