Хебстер все ему рассказал. Он начал с описания инопланетной вальпургиевой ночи.
— Наблюдая за тем, как пришельцы влетают друг в друга и вылетают обратно в каком-то странном ритме, я вдруг понял, насколько они отличаются от тех глубокомысленных точек-в-бутылках, которые зависают над нашими оживленными городами, как сильно знакомое место влияет на поведение, и насколько трудно понять их по поведению в незнакомой компании. А потом я понял, что здесь не их дом.
— Это понятно. Ты узнал, из какой части галактики они сюда прилетели?
— Я вообще не об этом говорю. Только потому, что мы выделили это место (и многие другие места — в Гоби, Сахаре, Центральной Австралии) как резервацию для тех из нас, чей рассудок повредился из-за четкой, осознанной и непреклонной уверенности в нашем несовершенстве, мы не можем предполагать, что пришельцы, обитающие вокруг этих поселений первяков, тоже организовали здесь свои поселения.
— Чего? — Браганза быстро замотал головой и заморгал глазами.
— То есть мы сделали такое предположение, исходя из очень очевидного превосходства пришельцев над нами. Но это предположение, а значит и само превосходство, существует только в нашем понимании того, что означает термин «превосходство», а что — термин «неполноценность», а для пришельцев эти понятия заключаются совершенно в другом. И понятия эти могут оказаться совсем неприменимыми к тем пришельцам, которые живут… в резервации.
Агент Спецкомисии начал мерить палатку быстрыми шагами. Он колотил себя по открытой потной ладони огромным кулаком.
— Я начинаю понимать…
— Я тоже в ту минуту осознал, что начинаю что-то понимать. Предположения, которые не вписываются в алгоритмы мышления, поддерживаемые ими, уничтожили множество куда более талантливых бизнесменов, с которыми я не захотел бы оказаться даже за одним переговорным столом. Возьмем четырех брокеров, которые после краха рынка в тысяча двадцать девятом году…
— Хорошо, — быстро вмешался Браганза, ставя стул у кровати. — Что было дальше?
— Я все еще не был ни в чем уверен; в голове у меня пронеслись несколько случайных мыслей, вдохновленных выбросом инопланетного неосязаемого адреналина, и, конечно, меня не покидало стойкое ощущение, что эти пришельцы не демонстрировали того пришельского поведения, к которому мы уже привыкли. Они напоминали мне что-то или кого-то. Я был точно уверен, что как только вспомню кого, то практически решу эту проблему. И я был прав.
— Как это ты был прав? Что ты там вспомнил?
— Можно сказать, что я пошел от обратного. Я вспомнил аналогию профессора Клаймбокера о бледнолицых, которые навязали огненную воду индейцам. Я всегда чувствовал, что в этой аналогии и кроется решение. И внезапно, вспоминая профессора Клаймбокера и наблюдая за этими могущественными созданиями, вертящимися друг вокруг друга, залетающими друг в друга и вылетающими обратно, я внезапно понял, что здесь не так. Не сама аналогия, а то, как мы ее воспринимаем. Мы взяли молоток за боек, а не за ручку. Бледнолицые дали огненную воду индейцам — все так, но и получил обратно не меньший подарок.
— Что же?
— Табак. Конечно, с табаком все в порядке, если им не злоупотреблять, однако, первые белые люди, которые начали курить табак, скорее всего, лишились чувства меры точно так же, как первые индейцы, попробовавшие алкоголь. У алкоголя и табака есть одно общее свойство — можно отравиться и заболеть, если принять в первый раз слишком много. Понимаешь, Браганза? Эти пришельцы в пустынной резервации больны. Они встретились с чем-то в нашей культуре, чего психологически не могут переварить, например… ну, я не знаю, что там такого выдающегося в нашем умственном пищеводе, от чего могут образоваться язвы и гастрит. Их отправили в пустыню на карантин, пока проблема не будет решена.
— Что-то, что они не могут переварить психологически… Что это может быть, Хебстер?
Предприниматель раздраженно пожал плечами.
— Не знаю. И не хочу знать. Возможно, они просто не могут забыть о проблеме, пока ее не решат, однако они не могут решить вставших перед ними загадок о жизни человечества, так как человечество по своей сути очень разное. Не следует думать, что они понимают нас, только потому, что мы не можем понять их.
— Это ведь не все, Хебстер. Как говорят в телевизоре: мы это можем, но ведь они могут все гораздо лучше.
— Тогда почему они посылают этих первяков с просьбами дать им самые странные приспособления и самые невообразимые безделушки?
— Они могут копировать все, что мы производим.
— Может, это оно и есть, — предположил Хебстер. — Они могут копировать, но могут ли проектировать и разрабатывать? Они демонстрируют все признаки того, что являются расой существ, которой никогда не приходилось что-то для себя создавать. Возможно, они довольно быстро эволюционировали в животных, имеющих власть над материей, поэтому им не приходилось проходить через различные стадии проектирования и создания различных вещей. Это, если говорить в наших терминах, огромное преимущество; но неминуемо влечет за собой ряд недостатков. Помимо всего прочего это означает сведенное к минимуму искусство в различных формах его проявления, отсутствие базовых инженерных знаний о самих вещах, не говоря уж о свойствах используемых и видоизменяемых материалов. Потом оказалось, что я полностью прав.
Музыка, например, не является производной теоретических гармоник или партитуры в голове дирижера или композитора. Все это уже более поздние стадии. Музыка, прежде и важнее всего, является производной физических свойств определенного инструмента: тростниковой дудки, обтянутого кожей барабана, глотки человека. Она производная от тех материальных предметов, с которыми раса, оперирующая только электронами, позитронами и мезоатомами никогда бы не столкнулась во время своих исследований и работы. Как только я это понял, я нашел еще одну ошибку в нашей аналогии — само предположение.
— Ты имеешь в виду предположение, что мы являемся неполноценными по сравнению с пришельцами?
— Да, Браганза. Они могут многое из того, что не можем мы, но можно сказать и обратное. Сколько у нас талантов, которыми не обладают они — тут можно строить только догадки, и мы будем пытаться это определить еще долгое время. Пусть теоретики переживают об этом через столетие, сейчас не об этом следует думать.
Браганза вертел пуговицу на своей зеленой жилетке и смотрел невидящими глазами поверх головы Хебстера.
— Больше не будем проводить с ними научных экспериментов, да?
— Что ж, пока мы этого не можем себе позволить, и нам следует принять эту слегка неприятную ситуацию. Пусть нас утешает то, что им придется делать