По возращению в госпиталь влюбленных ждал сюрприз. Старшая медсестра Мадлен лично встретила их у ворот, при этом выглядела донельзя растерянной.
– Даже не знаю, как и сказать… Ни анализов, ни снимка. Аньез! Аппарат тебя словно не видит! И кровь, и мочу – тоже самое. Не знаю, что уж и думать. Просто пустое место. Как будто тебя и нет на свете вообще!
Глава 9
Май 1968 г. Париж
Доктор, Аннет, Люсиль…
Все называли его – Доктор. В компании на улице Медичи он появился в самом начале мая, но Серж познакомился с ним чуть поздней. Доктор как-то зашел вместе с бородатым Жан-Клодом и Надин. Явно не студент – лет сорока-сорока пяти – высокий, в старых джинсах и свитере, он напоминал бы хиппи, если б не аккуратная стрижка с пробором, длинный, с горбинкою, нос, и аристократическое, тщательно выбритое, лицо, не сказать чтоб красивое, но и не уродливое, вообще – никакое.
Что это был за доктор? Ну, точно не медицины, скорее, философии или права, и не из Сорбонны или Нантера – его бы знали. Впрочем, в Нантере, он, кажется, был приглашенным лектором…
– Жан-Анри Антуан де Флессак, – так он представился, и тут же попросил называть его просто – Доктор, «дабы не тяготиться проклятым аристократическим прошлым».
Несмотря на то, что «его прислал Комитет», новый знакомый вел себя просто, часто улыбался – улыбка у него оказалась вполне обаятельной – и почти сразу же расположил к себе всех. Особенно, когда рассказал ту знаменитую историю про Красного Дани, которую передавали из уст в уста все студенты, и каждый добавлял что-то свое. Доктор же оказался непосредственным свидетелем – все своими глазами видал, «как вот вас вижу!» Тем более, интересно было послушать.
– Нас – преподавателей и часть студентов – собрали в актовом зале, – чуть прикрыв глаза, рассказывал Доктор. – Приехал месье Мисофф, министр по делам молодёжи. Там уже давно студенты что-то хотели. И вот один – невысокий такой, рыжий – вдруг подошел к министру и со всей наглостью попросил у него прикурить. Это и был Даниэль Кон-Бендит. Министр прикурить дал, с усмешкой, конечно же… Кон-Бендит затянулся, выпустил дым. И так, с натягом, сказал что-то про книгу министра. Мол, о сексе на трехстах станицах ни слова! Как же можно так писать, не понимая половой вопрос?
– Прямо так и сказал? – округлила глаза Аннет.
– Прямо так. А министр ответил, что приехал с целью продвижения спортивных программ. Эти-то программы, как он думал, гораздо больше должны интересовать учащихся. Сказал, а потом «наехал» на Кон-Бенди – мол, что студента с такой физиономией волнует только половая проблема. И посоветовал утопиться.
– Ого!
– А Кон-Бендит ему: вот ответ, достойный гитлеровского министра по делам молодёжи! Сказал, как припечатал. С тех пор и прозвали – Красный Дани. А после этого студенты написали на стенах изречение Мао, вы его знаете.
– Секс – это хорошо, но не слишком часто, – рассмеялся Патрик.
Аннет тут же поддержала:
– Девственность – причина рака!
После этой встречи Доктор стал для ребят своим, и вскоре предложил сделать квартирку на улице Медичи штаб-квартирой революционного Комитета.
– Надо идти дальше! – так он сказал. – Не останавливаться, ибо любая остановка – смерть нашему делу.
И смерть эта была близка – почти всем парижанам – и не только им – уже надоели постоянные баррикады и уличные шествия. Тем более, восемнадцатого мая возвратился из деловой поездки в Румынию президент Шарль Де Голль, предложив народу референдум по вопросу о поддержке президента.
– Ребята, на это нужно ответить! – во время очередной встречи призвал всех Доктор. – Новая демонстрация… и, быть может, красный революционный террор!
– Террор? – похлопала глазами Аннет. – Но… так мы далеко не уедем!
– А иначе погибнет все!
Все начали спорить, призывая на помощь Мао, Ленина, Троцкого, Че Гевару. Жореса, Бланки и вообще всех, кого знали. Левацкая сия философия называлась просто – гошизм», о ней предупреждал еще Ленин в работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме».
Сергей хорошо понимал, что ничем хорошим такие призывы закончиться не могли – от малой крови дело шло к крови еще большей, быть даже – к концлагерям! Ему не авали покоя случайно обнаруженные автоматы. Правда, сейчас на балконе никаких ящиков не было… Но, тот-то куда-то ведь делся? И кто знает, где заговорят эти стволы?
Радовало, что Аньез стало полегче – правда, надолго ли? Ну, по крайней мере, дня три приступы не повторялись. Одна нехорошая мысль не давала покоя стажеру: выходило, что здешняя медицина не смогла бы помочь Аньез никак! Для медицинских лабораторий и приборов этой гостьи из будущего словно бы не существовало. Как, верно – и самого Сержа. Так что в экстраординарном случае… Никто и ничто не спасет! Но, как же «бабочка Бредбери»? Наверное. Права Агнесса – никак. Все уже предопределено. И что? Не стоит и трепыхаться? Весьма неправильная жизненная позиция.
Между тем, юная парижская красотка Аньез – вот ведь упорная! – сняла-таки помещенье под ателье, и теперь занималась его отделкой. Странно, но наличие вполне буржуазной собственности, пусть даже арендованной, никак не повлияло на революционность девушки, ничуть не снизив ее протестные порывы. Впрочем, как и у всех. Этой упорной, ног немного взбалмошной девчонке как-то хватало сил сочетать работу в разного рода комитетах со вполне буржуазной деятельностью – подготовкой к открытию ателье, точнее сказать – «Салона красоты». Маникюр, педикюр, пилинг… Еще планировалось парикмахерская и искусственный загар.
Слава Богу, приступы больше не доставали. Или Агнесса о них просто умалчивала? Почти все дни напролет девушка проводила в ателье или ездила по поручениям какого-нибудь комитета, влюбленные виделись только лишь по ночам… и то, далеко не каждую ночь.
Влюбленные… Или просто любовники? Тут пока было сложно сказать. Сам-то Сергей чувствовал, что влюблен, а вот что сказать про Агнессу?
Будущий «Салон красоты» располагался почти что рядом, на Монпарнасе – бульвар Эдгара Кине, недалеко от Распая, по соседству с гламурной улицей Гэте и Монпарнасским кладбищем. Там же, рядом, находился и неплохой продуктовый рынок. Впрочем, в смысле «чего бы покушать» Серж нынче никаких