– Немецкие аэропланы давно уже не подлетали к Парижу, – опустив револьвер, с сомнением произнес профессор. – В марте было думали – новый налет, а оказалась – дальнобойная пушка. Да ты сама помнишь Мари-Анж.
– Мне ли не помнить, месье? Когда моя подруга Катрин – я про нее рассказывала, месье – едва не пострадала от этих ужасных взрывов. Тогда ведь, в марте, никто не знал об этой чертовой пушке! Все думали – аэропланы. О! А вот и они, господин профессор! Слава Святой Деве – наши.
Сергей поверну голову: прямо над городом, над видневшимся не так далеко разномастным колокольнями церкви Сен-Сюльпис пролетела целая эскадрилия старинных бипланов с сине-бело-красными кругами на крыльях.
– Бошей полетели бомбить!
– Это истребители, Мари-Анж… Надеюсь, немцы все же захлебнутся. А то обрадовались – Красная Россия вышла из войны. Думают, теперь можно удачно наступать. Ну-ну!
– Так вызвать полицию, месье?
– Не надо, Мари-Анж. Лучше сходи-ка в лавку за хлебом.
– Брать национальный хлеб, месье?
– А какой же другой у них там есть? Ничего. Разобьем бошей, вот тогда и побалуем себя багетом!
– И все ж я бы его сдала б…
Недоверчиво покачав головой, девушка вышла с балкона…
– Пойдем и мы… – профессор сделал приглашающий жест… однако револьвер из руки не выпускал.
Психи какие-то… Принимают за немецкого шпиона… Хотя… Серж усмехнулся: кто его знает, какой сейчас год? Судя по аэропланам – какой-то уж очень «лохматый».
– И еще купи бутылку вина, Мари-Анж, – войдя в комнату, прокричал профессор. – В лавке месье Риго.
– Так это же на трамвае! – девушка отвечала из коридора. – Время военное. Сами знаете, как сейчас трамваи ходят…
– Ничего, мы никуда не торопимся. Удачного пути, милочка.
– Садитесь! – выпроводив Мари-Анж, хозяин указал на глубокое кожаное кресло. Довольно большая комната представляла собой нечто среднее между гостиной и кабинетом. Под самым потолком висела безделушка – дельфинчик темно-голубого стекла, наверное, сувенир из Венеции… Голубой дельфин…
Ну, а в остальном, все довольно обычно – огромный, во всю стену, диван, обтянутый коричневой кожей, низенький круглый стол, гнутые стулья, кресла на золоченых ножках в виде львиных лап. Антикварный – тоже немаленьких размеров – комод или как в старину называли – бюро. На столе – лампа под зеленым абажуром и – в золоченом шандале – свечи. Картины на стенах… кажется, Дега, судя по балеринам. Неплохие копии.
– Не копии – настоящие, – подойдя к комоду, профессор, наконец, убрал револьвер в ящик. – Не вы первый спрашиваете. Интересовался и куратор ваш, мистер Дэлинг… или, как вы его называете? Доктор? Зачем он вас прислал?! Я же предупреждал – еще раз, и закрою портал к чертям собачьим! Пусть пострадает эксперимент, но – никто больше сюда не войдет и отсюда не выйдет. Не знаю, как там, у вас, я здесь я это могу себе позволить. Запросто!
Седовласый говорил нервно, отрывисто… и, вместе с тем, как-то не очень уверенно, словно бы сомневался – прав ли?
– Можно, я по порядку отвечу? – вытянув ноги, сдержанно улыбнулся Сергей.
– Вы не француз? Англичанин? Немец?
– Русский.
– Русский? Тогда говорите по-русски. Это мой второй родной язык, я ведь долго работал в Петербурге у профессора Нерлиха. Впрочем, вы, верно, знаете…
– Нет, не знаю, – Серж положил ногу на ногу. – И про Доктора мало что знаю. Разве только то, что он едва не отправил меня на тот свет. Вот буквально только что!
– Он где сейчас? – садясь напротив, быстро уточнил хозяин.
– Париж, май шестьдесят восьмого, – не стал скрывать Сергей. – Тысяча девятьсот.
– Париж… шестьдесят восьмой… Боже, пятьдесят лет! И что там?
– Нечто вроде студенческой революции…
– Хаос?
– Ну… не совсем.
– Так и знал! – профессор откинулся на спинку стула. – Тресту нужен хаос. Хаос и кровь. А уж потом они возьмут власть и будут пытаться изменить мир.
– Что за Трест?
– Так… Так Доктор вас не посылал?
– Не посылал. Скорее – выпихнул, – молодой человек передернул плечами. – Там остались мои друзья… подруга… Что с ней? С ним со всеми… Мы в какой эпохе сейчас?
– Тысяча девятьсот восемнадцатый год. Тридцатое мая.
– Ага… Значит, Первая мировая война еще идет… до ноября…
– До ноября?! И чем же закончится? – живо осведомился хозяин.
– Победой Антанты.
– Ну-с… Я так и думал! Так и знал, что это – последнее немецкое наступление! Боши выдохлись. Как, вы сказали, вас зовут?
– Сергей. Сергей Соколов. Я из… двадцать первого века.
– Две тысячи шестьдесят восьмой?
– Н-нет… Двадцать первый пока что…
– Хм… Похоже, вы не из людей Дэлинга… Но, пусть даже из Треста… Все равно буду все закрывать!
– Только умоляю, мене сперва отправьте! И… что такое Трест? Я так понимаю, это связано с Доктором?
– Н-да, н-да.. непохоже… – покачав головой, профессор неожиданно улыбнулся. – Забыл представиться, знаете ли – старость… Лекок. Шарль Лекок. Профессор кафедры технических и философских наук… многих университетов, известных и не особо. Говорите, Вас отправить обратно?
– Да-да! И как можно скорей! – волнуясь, Сергей подскочил в кресле. – Ну, пожалуйста, месье Лекок! А я там, в будущем, все, что надо для вас, сделаю.
– А вот это хорошая идея! – профессор явно обрадовался. – Однако, не так все просто, друг мой! Завтра – последний день мая… можно попробовать… да… но, еще нужна психо-энтропийная энергия… В ваше время войны никакой нет?
– Да пока вроде не было. Хотя, на Донбассе…
–Это плохо, что не было… И никакой эпидемии?
– Эпидемия как раз есть! Глобальная! Ковид чертов…
– А вот это – хорошо! Тогда можно вас отравить… попытаемся…
– Ой, профессор, нет! Мне туда, в двадцать первый год, не надо. Мне в шестьдесят восьмой надо! Там друзья. Там… Там дела незаконченнее. А уж оттуда…
– Вы там можете застрять, – поднявшись со стула, месье Лекок в задумчивости заходил по кабинету. – Нет, в самом деле, застрянете на год, другой – и полная энтропия. Поскольку это не ваша родная эпоха, она начнет отторгать вас.
– Отторгать?
– Ну да! Легкие отказывают – жуткий кашель, кровь, по симптомам, вроде бы как чахотка… Потом – или сразу же – разорвется сердце…
– Та-а-ак…
Закусив губу, Серж вспомнил Агнессу: ее жуткий кашель, эти непонятные приступы все чаще и чаще… Значит, не в курении дело…
– Месье Лекок… Вы говорите – год-два… А дольше?
– Максимум года четыре-пять – не больше. Было уже это все. Видели.
– Расскажите как там, у вас… Ну, в будущем… – неожиданно попросил профессор. – Марс уже колонизировали? Не было войны из-за лунных баз? А фотонные звездолеты? У кого их больше? Кто дальше в космос продвинулся? Франция?