– То есть опередивший нас уже покинул святилище? Это ты хочешь сказать?
Поразмыслив, Шелк вновь указал наверх тростью.
– Уйти он не мог никак – разве что спрыгнул вниз. Как он вышел наружу, я не видел, а ведь отсюда святилище – как на ладони.
К немалому удивлению Шелка, Орев взвился в воздух, с превеликим трудом ухитрился подняться ввысь на полтора его роста и вновь опустился к нему на плечо.
– Видеть – нет.
– Охотно готов поверить, что отсюда тебе его не разглядеть, – отвечал птице Шелк, – однако ж он там. Должен быть там. Вероятно, под святилищем имеется часовенка, вырубленная в скале. Впереди, несколько выше, тропа вновь поворачивает в глубину берега, но тем не менее спустя от силы каких-то полчаса мы все выясним.
VII
Руки Сциллы
– Да благословит тебя сим… э-э… полднем каждый из бессмертных богов, патера, – заговорил Ремора, как только его протонотарий затворил за спиной Росомахи дверь.
Неслыханная снисходительность с его стороны!
– Да благословят они и тебя, Твое Высокопреосвященство, – откликнулся Росомаха, склонившись едва не до пола.
Поклон и традиционные изъявления учтивости позволили лишний раз окинуть мысленным взором основные статьи донесения, с каковым он явился к вышестоящему.
– Да пребудут же Нежная Мольпа, покровительница сего дня, Всевеликий Пас, покровитель круговорота, коему мы обязаны всем, что имеем, а также Сцилла-Испепелительница, покровительница Нашего Священного Града, Вирона, с тобою, Твое Высокопреосвященство, до конца дней!
Во время поклона Росомаха ухитрился многозначительно хлопнуть по карману со спрятанным в оном письмом и браслетом.
– Надеюсь, Твое Высокопреосвященство пребывает в наидобрейшем здравии? – выпрямляясь, добавил он. – Быть может, я, упаси боги, не ко времени?
– Нет, нет, – заверил его Ремора. – Э-э… вовсе нет. Напротив, я… м-м… рад, весьма… э-э… рад тебя видеть, патера. Прошу, садись. Как тебе показался… э-э… наш юный Шелк?
Росомаха умостил пухлые телеса на черное бархатное сиденье кресла у письменного стола Реморы.
– До сих пор мне, Твое Высокопреосвященство, представилось прискорбно мало возможностей для наблюдений за сей особой. Прискорбно мало. Он покинул наш мантейон спустя всего пару минут после моего прихода, и к тому времени, как мантейон, дабы доложить обо всем Твоему Высокопреосвященству, покинул я, не вернулся. Не вернулся и не вернется до вечера – по крайней мере, так говорил он сам, а стало быть, сейчас его там, скорее всего, нет.
Ремора кивнул.
– Однако, пусть даже я виделся с ним совсем недолго, впечатление он на меня, Твое Высокопреосвященство, произвел. Вполне определенное.
– Да… э-э… понимаю, – промычал Ремора, откинувшись на спинку кресла и сложив длинные пальцы домиком. – Не будешь ли ты… м-м… так любезен описать вашу… м-м… кратковременную беседу во всех подробностях, э?
– Как будет угодно Твоему Высокопреосвященству. Стоило мне оказаться в пределах того квартала, какой-то незнакомец вручил мне вот это.
Патера Росомаха поднял перед собой вынутый из кармана браслет.
Ремора поджал губы.
– Должен добавить, Твое Высокопреосвященство, с тех пор обитель авгура навестило около полудюжины людей того же сорта. Согласно моим впечатлениям – весьма отчетливым впечатлениям, Твое Высокопреосвященство, – являлись они с подобными же дарами, однако, узнав, что патера Шелк в отлучке, вручить их отказались.
– Но ты, патера… э-э… пробовал поднажать на них?
– Насколько осмелился, Твое Высокопреосвященство. Не те это люди, что безропотно сносят чрезмерный нажим.
Ремора озадаченно крякнул.
– Еще я как раз собирался сообщить Твоему Высокопреосвященству, что, стоило мне показать сей предмет патере Шелку, он передал мне похожую вещицу и велел запереть обе в денежный ящик. Вещица, Твое Высокопреосвященство, представляла собою бриллиантовый анклет. В то время возле него находились еще две особы, мужчина и женщина. Полагаю, все трое собирались на озеро. По крайней мере, речь между ними о чем-то подобном шла… хотя, возможно, Твое Высокопреосвященство, туда отбыли только патера с женщиной, – виновато кашлянув, уточнил Росомаха.
– Похоже, ты думаешь, что патере следовало бы вести себя осмотрительнее. Благоразумнее, – заметил Ремора, словно бы утонув в кресле глубже прежнего. – Однако ж, не установив… э-э… личностей этих двоих, оценивать меру его благоразумия… м-м… рановато. Что тебе удалось узнать о них, э?
Росомаха неуютно поежился:
– Он называл их Чистиком и Синелью, Твое Высокопреосвященство. И представил обоих мне.
– Дай-ка взглянуть на эту… э-э… побрякушку, – велел Ремора, протянув ладонь за браслетом. – Пожалуй, мне вряд ли… м-м… стоит напоминать, что сам ты, патера, должен держаться… э-э… гораздо, гораздо благоразумнее. Да. А под благоразумием я в данном конкретном… э-э… случае имею в виду решительность. Напор. Уверен, сия… э-э… интерпретация данного слова здесь как раз к месту. Благоразумие, патера, есть… м-м… проявление трезвой расчетливости, э? Ну а в нашем текущем… э-э… деле трезвый расчет побуждает к решительным… м-м… мерам? Стратегиям. Или, если угодно, подходам.
– Совершенно верно, Твое Высокопреосвященство.
Ремора, подняв браслет так, чтоб на него упал свет из фасонного окна «бычий глаз» за его спиной, покачал им из стороны в сторону.
– Любые дары от верующих тебе, патера, надлежит принимать с благодарностью и… э-э… благосклонностью. На сей… м-м… счет я, патера, не желаю слышать никаких… м-м… оправданий. Понимаешь, патера? Никаких отговорок, э?
Росомаха смиренно кивнул.
– Ведь эти… э-э… достойные граждане могут вернуться к вам, э? И, может статься, в отсутствие патеры, как при сегодняшнем… м-м… стечении обстоятельств. Таким образом, когда… э-э… пробьет час, тебе представится роскошная… э-э… возможность реабилитироваться, э? Не исключено, не исключено! Будь любезен воспользоваться ею, как надлежит, патера.
Росомаха, беспокойно заерзав, втянул голову в плечи.
– Постараюсь, Твое Высокопреосвященство. Уверяю, я буду крайне решителен.
– Вот то-то. Ну а твои… э-э… впечатления о самом Шелке? Описанием… э-э… внешности можешь не утруждаться: я его видел.
– Слушаюсь, Твое Высокопреосвященство.
Тут Росомаха слегка замялся, замер с приоткрытым ртом, выпученные глаза его затуманились.
– Казалось, он полон решимости.
Ремора опустил браслет на кипу бумаг.
– Решимости, э? Решимости… совершить что?
– Не могу знать, Твое Высокопреосвященство, однако… Крепко сжатые зубы, уверенность в движениях… и, если мне позволено будет так выразиться, стальной блеск в глазах. Возможно, Твое Преосвященство, сия метафора несколько преувеличена…
– Вполне возможно, – сурово подтвердил Ремора.
– Однако как минимум превосходно описывает, что я в нем чувствовал. В схоле, Твое Высокопреосвященство, патера учился двумя классами старше меня…
Ремора кивнул.
– Я его, разумеется, заметил, Твое Высокопреосвященство, – а кто б не заметил? Заметил и счел благообразным, прилежным в учебе, но несколько… вялым. Нерасторопным. Однако теперь…
«Теперь» Ремора отмел досадливым взмахом руки:
– Очевидно, ты, патера, полагаешь, что наш… э-э… патера Шелк решил пуститься в бега, э? С некоей парой. С семейной парой? Обвенчаны ли они… э-э… м-м… насколько ты способен судить?
– Вполне возможно, Твое Высокопреосвященство. Вполне возможно. Женщина носит на пальце прекрасный перстень.
Ремора рассеянно повертел