Раздвигаясь на глазах изумленного, замершего на месте Шелка, дверь из множества лепестков словно бы сотворила за собою просторный зеленый коридор.
– Не сразу мне удалось разобраться в этом ощущении, – признался он Мамелхве, – однако со временем я его все же узнал. То же самое я чувствовал маленьким, когда мать брала меня на руки, а после опускала вниз.
Ненадолго умолкнув, он задумчиво сдвинул брови.
– Подумать только: мы ведь сейчас совершенно в другом месте – да, под землей, однако гораздо, гораздо глубже… Воистину, экстраординарно! А нельзя ли как-нибудь помешать Молоту спуститься в этом устройстве следом за нами?
Мамелхва покачала головой – возможно, имея в виду отрицательный ответ, а может, попросту собираясь с мыслями.
– Как странно… что это, новый сон?
– Нет, – заверил ее Шелк, поднимаясь на ноги, – нет, это вовсе не сон. Подобные мысли можешь выбросить из головы смело и навсегда. А много ли снов снилось тебе там, наверху?
– Я ведь не знаю, сколько времени провела там. Допустим, мне что-либо снилось раз в сотню лет?..
Шелк сделал шаг за порог. Невдалеке от лепестковой двери в полу имелся колодец – вернее, полутемная шахта со ступенями, спиралью ведущими вниз. Двинувшись вдоль коридора, дабы заглянуть внутрь, Шелк почувствовал под истертой подошвой ботинка нечто твердое, остановился, поднял находку…
Карточка?!
– Смотри, Мамелхва! – воскликнул он, подняв карточку над головой. – Смотри-ка, деньги! Стоило встретить тебя, удача определенно повернулась ко мне лицом. Кто-то из богов тебе улыбается, а стало быть, раз я с тобой, благоволит заодно и мне.
– Какие же это деньги?
– Самые настоящие, – отвечал Шелк. – Разве у вас, в Круговороте Короткого Солнца, пользовались другими? Наши, виронские, именно таковы, и торговцы из сопредельных, чужих городов охотно их принимают – то есть у них, надо полагать, карточки тоже в ходу. За карточку можно купить, к примеру, прекрасную козу для Паса… и даже белую агницу, если на рынке застой. Разруби ее на сто частей, и каждая частица – долька. Одной дольки хватит на два больших кочана капусты или полдюжины яиц. Ты выходить собираешься? По-моему, еще ниже эта движущаяся комнатка не опустится.
Мамелхва, поднявшись, последовала за ним в коридор.
– Майтера Мрамор помнит Короткое Солнце. Постараюсь обязательно тебя с ней познакомить. Уверен, у вас с нею найдется немало общего.
Молчание.
– Не хочешь ли ты рассказать о своих сновидениях? – не дождавшись ответа, спросил Шелк. – Вдруг да поможет? Что тебе снилось?
– Люди. Такие же люди, как ты.
Шелк, перегнувшись через ограждение шахты, бросил взгляд вниз. Первые пять ступеней украшали слова:
НИСХОДЯЩИЙ УГОЖДАЕТ ПАСУ ПАЧЕ ИНЫХ
– Взгляни-ка, – в удивлении выдохнул Шелк.
Однако Мамелхва не повела даже бровью.
– Что же за люди тебе снились? – спросил Шелк, вновь не дождавшись ответа.
Снова молчание – столь долгое, будто Мамелхва вовсе не собиралась удостоить его ответа.
Миновав проем в ограждении, Шелк сошел на первую из ступеней.
– На всех письмена, – сообщил он спутнице. – Дальше сказано: «Приидите же, дети мои, и поведаю вам, как исполнил я Замысел Паса». Должно быть, там, внизу, посвященное Пасу святилище. Не желаешь ли посмотреть?
– Я стараюсь… придумать, как бы тебе объяснить. Понимаешь, мы не разговаривали. Словами. Нужно вспомнить, как ими объясняются. Я говорю, но если не двигать губами, ты моей речи не слышишь. А двигать губами и языком, в то время как издаешь звуки горлом…
– У тебя прекрасно все получается, – от всего сердца заверил ее Шелк. – Вскоре нам нужно будет снова подняться наверх, но не в той же комнатке: полагаю, она доставит нас туда же, откуда унесла. Однако мне необходимо вернуться в подземелья под Лимной и отыскать там груду пепла из мантейона наверху. Посему я отнюдь не уверен, что нам стоит тратить время на осмотр этого святилища, чтение надлежащих молитв и так далее… а ты как думаешь?
– Я…
Осекшись, Мамелхва умолкла, смерила Шелка немигающим взглядом.
– Патера Щука – мой предшественник и глубоко, искренне верующий человек – обычно кричал во сне, – поведал ей Шелк. – Порой будил криком меня, спавшего в комнате за стеной. По-моему, ты опасаешься говорить, полагая, что все это тоже сон, и боясь разбудить прочих спящих. Не бойся, ты никого не разбудишь.
Мамелхва кивнула, едва заметным движением склонив книзу голову.
– Возможно, и я кричала первое время. Эта малышка, вторая дочь Монарха… та, что танцевала на публике…
– Мольпа? – подсказал Шелк.
– Помнится, дома она часто мне снилась танцующей. Танцевала великолепно, но мы аплодировали не поэтому… а из страха. Видя в ее глазах алчность, жажду таких же аплодисментов, какими вознаграждены другие.
– Наверное, тебе благоволит не кто иной, как сам Пас, – рассудил Шелк. – Нет, в самом деле благоволит, раз уж эта движущаяся комната принесла нас прямо сюда, к его святилищу… а значит, если мы после всех явленных им милостей не спустимся туда, наверняка оскорбится. Ты со мной или как?
Мамелхва шагнула следом за ним на верхнюю из ступеней, и оба бок о бок двинулись по спирали вниз. В пыли, тонким слоем припорошившей ступени, виднелись отпечатки ног их предшественников, вокруг становилось все сумрачнее, все холоднее, и вскоре Шелк с Мамелхвой озябли до дрожи.
Стоило им проделать чуть больше половины пути, ноздри Шелка дрогнули, учуяв слабый запах тления. Казалось, где-то внизу оставлен неприбранным, не очищенным надлежащим манером алтарь, и Шелк решил в случае надобности непременно очистить его (разумеется, если в гипотетическом святилище вправду отыщется неприбранный алтарь).
Отставшая на пару шагов Мамелхва коснулась его плеча.
– Не Молот ли там?
– Молот? – в недоумении оглянувшись, переспросил Шелк. – Где?
– Внизу, – уточнила Мамелхва, не слишком определенно кивнув в сторону дна шахты. – Слышишь? Там кто-то стонет.
Шелк, остановившись, прислушался, но доносившийся снизу голос – зловещий, то возвышавшийся, то затихавший до грани слышимости, грозящий вот-вот утихнуть навеки стон – оказался столь слабым, что вполне мог ему просто почудиться.
Громче стон не зазвучал даже у самого подножия лестницы – там, где ничком распростерся солдат. Ухватив погибшего за левую руку, Шелк перевернул тело на спину и мимоходом отметил, что сил у него гораздо меньше, чем обычно.
В окрашенной синим груди солдата зияла рваная дыра, куда свободно вошел бы большой палец.
– Мамелхва, ты лучше держись в стороне, – отдышавшись, предупредил Шелк. – Конечно, он уже мертв, а после смерти хемы взрываются разве что изредка, однако риск есть.
Присев на корточки, он пустил в ход одну из стальных гамм, составлявших пустотелый наперсный крест, и отсоединил от головы убитого лицевую панель.
Замкнутые гаммой контакты не породили ни искорки. Вздохнув, Шелк сокрушенно покачал головой.
– Как?.. Меня зовут Мамелхвой, и я тебе назвалась. А называл ли ты свое имя?
– Патера Шелк, – поднявшись, представился Шелк. – Будь добра, обращайся ко мне «патера». Если