Я повернул ключ, подошёл к главному лекарю, и тот сразу же достал из своего стола все документы, которые должны были передать ему из местного подразделения учёта граждан Российской Империи.
— Всё готово, — сказал Иван Сергеевич. — Новый паспорт, поправки в свидетельстве о смерти. И остальные документы, которые вам пригодятся в Саратове. Там вам уже выделили служебную квартиру. С завтрашнего дня сможете приступить к новой работе.
Кораблёв тяжело вздохнул, закусил нижнюю губу и протянул мне свою руку.
— Я не люблю долгие прощания, Алексей Александрович. Хочу лишь сказать, что был благодарен вам за работу. Было очень приятно иметь с вами дело, — произнёс Кораблёв.
— Взаимно, Иван Сергеевич, — ответил на его рукопожатие я. — Но не беспокойтесь. Я ещё буду появляться в Хопёрске время от времени. Дел у меня тут осталось много. Плюс ко всему никто не знает, как может обернуться судьба. Может, когда-нибудь снова вернусь в вашу амбулаторию! Такое тоже исключать нельзя.
Разговор с главным лекарем продлился недолго. Мы обменялись ещё парой фраз, после чего я покинул территорию амбулатории и направился к вокзалу.
На путь до Саратова я потратил чуть больше трёх часов. Почему-то поезд ехал гораздо медленнее тех, на которых я перемещался ранее. Видимо, магическое топливо уже в дефиците. Так рано или поздно люди придут к тому, что было в моём мире. Уголь, бензин, электричество. И никакой магии.
В какой-то момент я даже напрягся. Подумал, не застрянем ли мы вновь в пространственном пузыре около Аткарска? Ведь тот монстр так до сих пор и не найден. Но к счастью, этот отрезок пути мы проехали без проблем. Видимо, порождения некротики мигрировали в другие места.
Когда я вышел из поезда, над Саратовом уже поднялась полная луна. Повсюду шумели люди, метались туда-сюда, пытаясь найти выход с вокзала.
И лишь один не сдвинулся с места. Мужчина в тёмном пальто стоял около скамеек и махал мне рукой.
В его лице я узнал того самого главного врача из госпиталя.
Александр Иванович Разумовский.
Худощавый лекарь подошёл ко мне, но не стал тратить время на приветствие.
— Простите, что приходится торопиться, Алексей Александрович, — произнёс он. — Знаю, что вы хотите заселиться и отдохнуть, но… У меня к вам большая просьба. С одним сотрудником нашей академии случилась беда. Вы можете помочь мне?
Ну кто бы сомневался. Где там мой запас зелий-энергетиков?
Кажется, новая работа уже началась!
Глава 9
— Вы уж простите, что пришлось вас сразу с поезда дёргать, Алексей Александрович, но иного выхода у меня не было, — оправдывался Разумовский, пока мы с ним шли к карете, ожидавшей нас на вокзальной площади. — Ситуация из ряда вон выходящая. Я догадываюсь, чем заболел мой коллега, но лечить его старыми методами… Не уверен, что это разумно, когда в городе есть вы.
Надо же, оказывается, меня даже местные лекари считают выдающимся целителем. Что ж, это хорошо. Значит, я смогу ещё быстрее производить новые аппараты и лекарственные средства.
— Ничего страшного, мне не привыкать к ночной работе, — сказал я. — А что конкретно случилось с вашим коллегой?
Мы забрались в карету, Разумовский попросил отвезти нас на Университетскую улицу и лишь после этого ответил на мой вопрос.
— Скоро всё сами увидите. Не хочу делиться догадками, пока мы вместе не осмотрим пациента, — произнёс Александр Иванович, а затем добавил: — Но у меня есть предположения, что перед нами та самая болезнь, против которой абсолютно бесполезна лекарская магия.
Ого! А это — что-то новенькое. Обычно местные лекари стараются лечить больного даже тогда, когда сами не понимают, чем он болеет. В данном же случае Разумовский выразился так, будто и вовсе не видит смысла в его лечении.
— А кто пострадавший? — поинтересовался я.
— Роман Васильевич Кастрицын, — ответил Разумовский. — Он преподаёт нашим студентам основы борьбы с некротикой. Очень способный лекарь. Боевой, я бы даже сказал. Учитывая то, через что вам пришлось пройти, думаю, он бы с радостью с вами познакомился.
— Раз он работает с некротикой, значит, есть риск, что его ею и заразили? — поинтересовался я.
— Однозначно нет, — ответил Александр Иванович. — Я уже проверил его нашими лекарскими кристаллами. Бесполезно. Они не резонируют. Значит, некротики в его теле нет. Думаю, его постигла совсем другая участь.
Как раз в этот момент наша карета остановилась. Главный губернский госпиталь Саратова находился неподалёку от вокзала. Рядом с ним располагалась академия, где и воспитывались юные лекари.
— Пойдёмте, Алексей Александрович, господин Кастрицын лежит в моём госпитале, на втором этаже, — сказал он. — Кстати, не беспокойтесь. Как только закончим, я лично провожу вас до вашей служебной квартиры. Мне искренне неудобно, что я втянул вас в это, но я не хочу потерять своего коллегу и доброго друга.
— Расслабьтесь, Александр Иванович, — спокойно сказал я. — Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ему.
Мы поднялись на второй этаж госпиталя. За нашими спинами автоматически зажигались десятки тусклых магических фонарей.
Палата Кастрицына располагалась в самом конце госпиталя. Видимо, лекари не хотели, чтобы их коллегу кто-то видел в таком состоянии.
— Ох, Александр Иванович! — воскликнул выбежавший из палаты молодой лекарь. Судя по всему, это один из студентов академии. — Я уже не знаю, что делать с Романом Васильевичем. Из него льёт… отовсюду!
— Сколько раз его вырвало? — спросил Разумовский.
— Раз пять, пока вас не было. И столько же раз он опорожнил кишечник. Там уже даже фекалий нет, одна вода. Мы утки менять не успеваем! — воскликнул он.
— Свободны, Широков, можете пока что отдохнуть. Ваша помощь понадобится чуть позже. Мы с господином Мечниковым вас заменим, — сказал Разумовский.
Студент Широков резко застыл. Даже в полумраке я заметил, как он побледнел.
— М-мечников? Это — тот самый Мечников⁈ — воскликнул он. — Тот, который сначала умер, а потом не умер и…
— Успокойтесь, Широков! — прикрикнул Разумовский. — Сейчас для этого нет времени. У вас будет возможность пообщаться с Алексеем Александровичем в другие дни.
Широков, продолжая озираться, пробежал мимо нас, после чего мы с Разумовским вошли в палату, где лежал наш больной.
Сказать, что моя клятва лекаря активировалась — значит, не сказать ничего. По мозгу шарахнуло такой