К полудню худо-бедно разобрались: единоверцев Шонека определили в одно строение, рядовых из посольства и охрану — в другое, морякам выдели два оставшихся. Самого Мудаю-Хитву с Кушмой-Шушчей и Тхурвой-Шурымом, а также флотских офицеров пригласили в Цитадель. Если предложение расположиться в резиденции местного наместника заморские гости восприняли как должное, то численность охраны, которую они могут взять с собой, вызвала длительное обсуждение. "Нет, мы доверяем нашим гостям и понимаем, что столь важные люди не могут ходить в сопровождении всего пары воинов, но размеры крепости на горе не позволяют разместить всю полусотню под началом славного Кушмы-Шушчи и столько же людей Ретабушвы". В итоге сошлись, что никакого урона чести адмиралу и посолу не будет, если каждый возьмёт по десятку вооружённых сопровождающих.
Комендантом импровизированного общежития для мигрантов и временно пребывающих пришлось назначить Тагора. Как ни жалко было моего ручного "дикого гуся", которому не мешало бы отдохнуть с дороги вместе с остальными, но иных кандидатур на эту должность в зоне видимости просто не наблюдалось: мало того, что тузтец относился к немногим, хорошо говорящим и на папуасском, и на вохейском, так ещё его жизненный опыт вкупе с немалым авторитетом среди туземцев и признанием за равного в пришлой военно-морской тусовке позволял надеяться, что бывший наёмник сумеет разрулить ситуацию, возникни каких-либо недоразумения между моряками или солдатами и мархонцами. Насчёт тенхорабитов-то я бы был более-менее спокоен — папуасы к Идущим по Пути Света и Истины уже успели привыкнуть, воспринимая их в качестве полезных мастеров и людей серьёзных. А сами сектанты на рожон не лезли. Но вот в подчинённых посла и адмирала такой уверенности не было — вояки есть вояки. Учитывая, что обитатели Пеу отнюдь не подданные Повелителя Четырёх Берегов, за многие поколения приученные в лучшем случае на "проказы" служивых жаловаться их начальству, можно было ожидать всяких разных эксцессов.
Так что Тагор здесь будет к месту. Его вполне мог бы заменить Кирхит, но того среди встречающих не наблюдалось. Невольно вырвавшая у меня фраза насчёт иноземного инструктора, который не помешал бы сейчас здесь, отозвалась на лицах "сильных мужей" и прочих странной гаммой чувств: будто упомянул о чём-то нехорошем или неприличном. Неужели толстяк и любитель мальчиков успел со всеми здесь перессориться? Странно: за те два года, что он занимался обучением "макак" на моих глазах, в какой-то особой склочности или паскудности замечен не был. Скорее уж наоборот — наиболее доверенные лица недоумевали, чего это Сонаваралингатаки недолюбливает такого отличного бойца, хорошего наставника и, вообще, рубаху-парня.
Ну да ладно, со всем произошедшим в моё отсутствие разбираться будем чуть позже. Пока основная задача — расквартировать всех иноземных гостей да приготовиться к пиршеству по случаю нашего благополучного возращения домой. Глядишь, за трапезой что-нибудь само собой разузнается.
Пир вышел каким-то… не праздничным.
Нет, сначала всё шло по заведённому у папуасов порядку: хозяева и заморские гости, как и полагается, приложились к спиртному и мясу. На общем блюде предо мной выделялись куски непривычно красного цвета: больше похоже на ослятину или говядину, чем на свинину. Я, разумеется, спросил, откуда это.
Кано, сидящий слева от меня, ответил: "Вчера молодой витук переломал передние ноги, попав с перепуга в яму. Ного пацанам, не углядевшим за ним, самолично лианами отмерил, а зверя пришлось зарезать. Мясо ещё вечером сварили и запекли, но съесть всё не успели". Я понимающе кивнул.
Дальше были витиеватые папуасские тосты: за возвращение, за новых заморских друзей, за здравье Солнцеликой и Духами Хранимой, за будущего наследника престола Пеу, Каноку Нового. Здесь я вынужден был уточнить у сидящего по левую руку Кано. Мой сородич подтвердил: да, действительно, Рами благополучно разрешилась три месяца назад от бремени, да, родился мальчик, которого назвали в честь дяди первого типулу-таки, имя выбрали по совету говорящих с духами, которые ради этого собрались со всей Западной равнины. Если честно, мне сейчас стало немного стыдно: сам-то я на берегу не догадался поинтересоваться насчёт тэми, полгода назад дохаживавшей последние недели беременности.
Народ продолжал толкать обычный набор пиршественных речей. Я слушал из вполуха…. До Ванимуя, посвятившего свой спич государственной мудрости типулу-таками. Первые фразы на "торжественном языке" были вполне стандартными, и из состояния лёгкого осоловения, отягощенного столь же лёгким опьянением, меня не вывели. Но потом пошли какие-то намёки о дурном влиянии, от которого следует избавить всеми нами обожаемую и почитаемую повелительницу — непонятные мне, зато нашедшие живой, отклик у остальных присутствующих. Именно то, как построжели и напряглись присутствующие на пиршестве туземцы, и заставило прислушаться, что же там такое "чешет" хонский регой: не в том сейчас я состоянии, чтобы вникать в заковыристые обороты. Но едва до меня дошёл смысл слов Ванимуя, благодушное отупение как рукой сняло. Ничего конкретного сказано не было, но и маловнятных намёков хватило для создания нервозной атмосферы: вохейцы, видя нехорошее возбуждение хозяев, невесть чем вызванное, тоже напряглись. Некоторые из них машинально потянулись за отсутствующим оружием. Ответная реакция папуасов не заставила себя ждать — мои орлы и "сильные мужи" тоже потянули руки к поясам, тут же впрочем, спохватываясь, и от этого начиная раздражаться. Не хватало ещё драки между заморскими гостями и туземцами. Нужно было что-то делать…. Я выцепил глазами Хиштту, присутствующего здесь в качестве переводчика. Тот, поймав мой взгляд, вопрошающе посмотрел в лицо. Короткого кивка хватило, чтобы молодой сектант оказался рядом со мной. Вместе мы пробираемся мимо пирующих к Тхурве-Шурыму. Тенхорабит заметно нервничая, переводит слова Сонаваралинги-таки: "Тут наше, внутреннее дело. К гостям это совершенно не относится, пусть помощник посла успокоит соотечественников". "Господин контролёр", согласно кивает и начинает громко "шипеть" по-вохейски: "Не дёргаться! Местные о своих проблемах говорят. К нам никаких претензий ни у кого нет!". Постепенно народ успокаивается. Кое-кто пытается опять улыбаться соседям-иноплеменникам. Но прежняя атмосфера доброжелательного взаимного интереса улетучилась. Минут десять мы ещё сидим, в почти полной тишине, пока Ретабушва, на правах командира экспедиции, не говорит: "Дорога была дальняя и нелёгкая. Благодарим мужей Пеу за