Точно также, безо всякой санкции Совета Солидных И Разумных Мужей, началась работа первых начальных школ в Мар-Хоне и Тин-Пау: по два учителя из выучеников Тагора и Шонека нашлось, а учащиеся набирались на сугубо добровольной основе. Впрочем, желающих было не так уж и мало, особенно в морских воротах острова — статус грамотеев, в массе своей находящихся где-то поблизости к Сонаваралинге-таки, оказался в глазах народа весьма высоким, и многие захотели такой же судьбы своим чадам. Так что я даже вынужден был распорядиться, чтобы учителя не стеснялись отсеивать и выгонять нерадивых школяров. Но, даже учитывая, что через пару месяцев занятий добрая треть учеников оказалась отчисленной, всё равно в мархонской школе обучалось больше шести десятков ребят и девчонок в возрасте от восьми до пятнадцати лет. В основном, конечно, преобладала сильная половина папуасского молодняка, но никто не запрещал и слабому полу приобщаться к новинке. В Тин-Пау, где не было наглядной агитации в виде писцов, пользующихся расположением Великого и Ужасного меня, нагрузка на первых учителей была поменьше — всего два с половиной десятка учащихся на двоих педагогов. Но лиха беда начало….
Во вспыхнувшую дискуссию о полномочиях посольства я встревал без огонька — так, для проформы. Особо бурный полёт фантазии способны остановить и Хиштта с Шонеком, присутствующие на совете в качестве консультантов, в этот раз — по внешней политике. Мне же пришлось только ближе к концу, когда все высказались и уже выдохлись, произнести итоговую речь, которая сводилась к нескольким простым тезисам: прибыть на Икутну, представиться местным властям по полной форме, озвучить озабоченность и недоумение по поводу задержанного корабля, выслушать суть претензий со стороны наместника, с привлечением свидетелей из числа вохейских купцов доказать, что "Пять перьев топири" никакое не тагирийское судно, договориться об условиях торговли между нашими странами.
Закончили обсуждения чуть ли не за полночь. В итоге никаких сил заводить с Рами разговор о необходимости моего участия в посольстве уже не оставалось. Добравшись до своего тюфяка в покоях типулу-таками, я почти сразу же уснул. Тэми приткнулась было у меня под боком, но посреди ночи расплакалась малышка Ками, и она перебазировалась в "детский" угол хижины.
Утром я опять не знал, как подступиться к разговору. От того начинал злиться на самого себя. В итоге Рами сама, заметив странность в моём поведении, спросила ближе к обеду: "Ралинга, что тебя тревожит?" Ненужных ушей рядом не было, но я всё равно отвечать старался как можно тише: "Тэми, вчера на совете я не сказал всей правды насчёт посольства. Но от тебя скрывать не могу". Моментально посерьёзнев, она внимательно смотрела на меня, ожидая продолжения.
В очередной раз оставалось только порадоваться, какое сокровище досталось мне: никаких истерик или соплей в ответ на озвученное мною решение отправиться самому за море. Только хлопала растерянно своими темными глазёнками. А потом выдохнула на грани слышимости: "Ты точно вернёшься?" Что за странный вопрос…
"Конечно, Рами" — отвечаю также тихо. Притихший мой бесёнок вдруг оставляет меня одного. Ненадолго, впрочем. Вскоре появляется с небольшим мешочком, который вкладывает мне в руку: "Вот".
— Что это? — интересуюсь скорее машинально.
— Камни-из-раковин. Ты сам говорил, что за морем их очень ценят — голос правительницы сух и тускл.
— Спасибо, Рами. Но сейчас в них уже нет особой нужды — пробую отказаться от прощального подарка.
— Бери — кажется, сейчас она сорвётся в слёзы.
— Спасибо, тэми — повторяю ещё раз — Я вернусь. Обязательно вернусь.
Резкий ветер, непривычно холодный, бил в лицо. Вообще-то преобладающее направление ветров на Пеу юго-западное, но сегодня дует восточный. Верхнее Талу, зона "вечной весны" — поздней, наверное, потому что заморозков здесь не случалось, по отзывам тех, кому доводилось забредать сюда. Всего в нескольких километрах к югу и считанных сотнях метров по вертикали вниз — тёплые хвойные леса Талу Среднего, а ещё полдня спуска по склону — окунёшься в уже привычную для меня тропическую жару конца сухого сезона.
Но это там, внизу. Здесь же открытые пронизывающим ветрам луга, только вдоль берегов ручьёв сменяемые кустарником. И стаи птиц разного размера: от воробья до курицы. И идти этим пустым простором ещё больше суток. Если бы не нетипичная для тропиков погода, сопровождающие меня папуасы сочли бы путешествие даже приятным: шагай себе да шагай, ни о чём не думая. Трава, конечно, несколько замедляла движение, но из графика наш отряд пока не выбился. А если и припозднимся немного, то день-другой Чимрак-Шугой Сонаваралингу-таки подождёт.
Задавшись целью сохранить свой отъезд с острова в тайне от членов Совета Солидных и Разумных Мужей и вообще от всех, я вынужден был, посадив участников посольства на "Кыхылая", отправиться инспектировать медеплавильный комплекс в Кесу. Там, я пробыл всего день, сразу же двинувшись дальше — в Верхнее Талу. Чтобы оттуда, согласно официальной версии, совершить вояж через весь север Пеу, добравшись в итоге до Сонава. Оттуда я должен нагрянуть неожиданно в Бонко, проведать "восточных пану макаки". Ну, то есть, как неожиданно — за время, которое должно занять путешествие по маршруту Кесу-Сонав, сто пудов до Такумала дойдут слухи о скором визите Сонаваралинги-таки.
Но это для широкой публики. На самом деле конечной точкой моего маршрута на территории Пеу должен стать тенхорабитский Вохе-По, куда направился "Кыхылай", покинув Мар-Хон. То, что по дороге до селения беженцев-сектантов я посещу обитающих в Береговом Талу гаров а также их восточных соседей сунуле — это дополнение к основной программе, которое, впрочем, только придаст правдоподобия озвученной при прилюдном расставании с Солнцеликой и Духами Хранимой версии.
Мысли мои опять вернулись к последним дням, проведённым вместе с Рами, и глаза подёрнулись предательской влагой. К счастью, бьющий в лицо ветер мог запросто заставить их слезиться безо всякой сентиментальщины. И потому мои спутники не заподозрили, что бесстрашный воитель, ужасный колдун