На открытых пространствах передвигаться было значительно легче и быстрее, но подспудно Гриф ощущал себя мишенью в тире. Для любого снайпера он являлся приглашением потренировать свой навык. Старался держаться ближе к деревьям, к кустам, к редким развалинам, идти по ложбинам, изредка поднимался, чтобы осмотреться.
Первым делом, когда оказался в хранилище сыпучих материалов, накапал в колпачок, свинченный с пузырька, двенадцать капель. Последний километр поджелудочную словно резали на мелкие кусочки. Сидя на склоне угольной кучи, Гриф скрючился, обнял себя за бока и ждал, пока отпустит. Бодяги хватило десять минут, чтобы уговорить боль.
Он лежал на черных камнях, тянул сигарету, смотрел в серый шифер и размышлял. Прикидывал, как покороче да побезопаснее добраться до «берлоги». Не выходило близко. Придется сворачивать, обходить «Янтарь», держаться подальше от «бара» и диких территорий. Все же рассчитывал где-нибудь достать калашникова, к которому у него в разгрузке хранились целехонькие четыре магазина.
Думал, как бездарно лоханулся с Кислым, как чуть не издох и как все награбленное добро променял на жизнь. Прикидывал, каким образом будет рассчитываться с Гейгером и где достанет деньги для клиники. Понадобится уйма времени, прежде чем он доберется до схрона, экипируется и снова выйдет в рейд. Конечно, может повезти, по дороге артефакт ценный найдет, но у него ни контейнера, ни детектора нормального, ни антидота от радиации... Дай бог живым до «берлоги» добраться.
Лежит Гриф, мыслью ворочает, и так и эдак повернет, слышит как будто детские голоса. Секунду прислушивался, затем резко сел, к забору ухом повернулся. Так и есть. Отчетливо Танюшкин голос доносится. Сердце больно ударило под ребра, кровь к лицу прилила. Подскочил Гриф и к ограде. Приник глазом к щели между бетонными секций, смотрит: детская площадка со ржавыми каруселями и турниками, песочница из гнилых досок, репей из нее растет. Два мальчишки, один лет десяти, другой шести, и девчонка-второклассница бегают друг за другом, смеются, а Танюшка сидит в инвалидном кресле-каталке и тоже смеется. Рядом палка какая-то ржавая стоит, а на палке мешок прозрачный с мутной желтой жидкостью висит. От мешка полиэтиленового к Танюшке трубка тянется. Присмотрелся Гриф, а это капельница. Облизал сталкер губы, не нравится ему это, понять не может, откуда они здесь взялись, только реально все. Танюшка к нему лицом сидит, на детей смотрит, как они мимо бегают, ручонку к ним тянет, смеется, встать хочет, а не может. Дети тоже смеются, от мальчишки меньшего бегают уворачиваются, он осалить девочку пытается, только платьица ее оранжевого коснулся.
Шустрая она, увернулась и в сторону шасть, забежала за секцию забора и пропала из вида. Снова Гриф смотрит на Танюшку, и сердце его вдруг в самые пятки падает, а затем подпрыгивает к горлу. Открыл Гриф рот и орет что есть мочи: «Бегите!!! Бегите оттуда!!! Обернись!!! - кричит Танюшке. - Обернись!!!». Дети его не слышат, бегают и смеются заливисто так, беззаботно. Их смех, словно серебряные молоточки по хрустальным сосулькам стучат, разносится чисто, звонко.
А кровосос все ближе, все выше вырастает из травы за Танюшкой. Вот уже совсем близко. Она ему чуть выше колена. Смотрит мутант на нее своими глазками маленькими хищными, и щупальца в стороны раздвигает, на головку с аккуратным пробором, с двумя косичками нацеливается.
«Беги!!!» - орет сталкер и не понимает, что она бежать не может. Проснулся Гриф от своего крика. Затравленно заозирался, положил руку на пистолетную рукоятку. Темно кругом, ничего не видно, только отблески бледной луны на угле размазаны, словно гной растекся. Осмотрелся Гриф, вспомнил, где находится, закрыл лицо руками и замер. «Что же это такое?». Танюшка перед глазами в кресле инвалидном сидит, смеется, и не кровосос его напугал вовсе, нет. Капельница с желтой дрянью и штанга ржавая - вот что заставило его от страха обмереть. Словно предупреждение ему, смотри, сталкер, не успеешь, долго ждать ни болезнь, ни врачи не будут. Сердце гулко бухало, все никак не успокаивалось.
«А это что еще?». Как будто уголь осыпался с другой стороны насыпи. Встрепенулся Гриф, резко руки от лица убрал, прислушался. Вот снова. Точно, крался кто-то, по склону карабкался. Бежать особо некуда, да и выдаст Гриф себя, уголь потечет, зашуршит под ногами. Лег мягко он на левый бок, в левую руку фонарь достал, другой пистолетную рукоятку сжал, указательный палец на курок положил. Закрыл глаза, сквозь узкую полоску век смотрит туда, где появиться гость должен. Сердце слушать мешает: бух-бух, бух-бух.
С полчаса Гриф лежал, спящим притворялся, так никто не появился. Поднялся он и озираясь двинул вдоль бетонного забора. Выбрался из-под навеса и с предельной осторожностью до ближайшей вышки. Забрался и только тогда позволил себе немного расслабиться. Доспать полноценно не получилось. При каждом шорохе вскакивал, чудилось, как будто по ступеням кто-то поднимается.
Дождался, пока рассвет забрезжил, высунулся из-за ограждения, окинул окрестности взглядом.
Серая злая запустелая и всклокоченная, словно после тяжелой болезни, земля в развалинах, зараженная, истекающая студнем да заразой всякой, разбежалась докуда глаз хватало. Накрылась серой хмарью от солнца и варится в своем соку кровавом. Тоска со смертью рука об руку бродят по ней, сталкерские души собирают. И ничто их не пугает - ни «жарки», ни «мясорубки», ни твари злые. Человек, он такой, где выгода, он туда всеми неправдами.
Смотрел сталкер на зону и видел ее одной большой болячкой. Вспомнил о шорохе. «Может, никого вовсе и не было, может, уголь просто осыпался? Два раза? Никто же не появился, значит, два раза. Ай, черт ее маму знает», - закончил Гриф бестолковый монолог. Достал пузырек, накапал дозу, запил из фляги. Подумал, неплохо бы перекусить, да нечем.
Завибрировал ПДА. С нехорошим предчувствием сталкер включил устройство, прочитал сообщение от Гейгера. Удивился, что в такой ранний час.
«Гриф, ты мне нужен. Иди к ГСМ. В казарме тебя встретят двое от меня. Дело важное. Ничего сказать не могу, все у них узнаешь. Сделаешь это, считай, долг списан и остаток по счету (знаешь какому) оплачен. Отпиши, что решил».
- Черт, - с досадой выдохнул Гриф.