— Пока что не за что, иди.
Протопав обратным путём из храма, он не заметил никаких посетителей, а этот диалог закончился лишь уже в полноценную ночь. Красивые небеса, лишившиеся туч, обнажили картины сияющих звёзд. Он видел эту картину в первый раз, она была прекрасна, что задевало струны его сути, тянущейся к совершенству. Хаотичные искры образовывали созвездия диковинных существ, и лишь птицы, что прочитали по небу, рушили магическую картину.
— Хм… А где там Миратиэль… Сейчас осуществим всё, что я выдумал для слезной истории бедного Гэлиона. Хе-хе.
Ночь была холодна, но в доме почти вымершего клана комната полнилась жаркой, противоестественной любовью. Инкуб за эти месяцы так и не лишил свою рабыню девственности, впрочем развратил достаточно, чтобы она просила об этом каждый раз, но и воспитал достаточно, чтобы без его воли это не произошло. Впрочем, ему было не более чем интересно, как сильно может возрасти желание рабыни, что знала разврат, но не знала самой естественной его формы, может ли быть это почвой для развращения её ещё большего, чем сейчас. Сейчас она с трудом может молиться своим божествам, при каждой мысли о молитвах похоть растёт так сильно, что смывает все прочие мысли прочь. Самое интересное, что он нащупал способ, как это притушить. Миратиэль придётся поисполнять обязанности жрицы, тут компании повезло, ведь в зиму обряды плодородия не проводятся и её задачей будет лишь работа архивариусом в храме, но это потребует нивелирования этой формы контроля, и инкуб его придумал. Похоть, что будет испытывать Миратиэль, обращаясь к богам, будет большей частью накапливаться и малой влиять на мысли, а уже полноценно реализовываться каждую ночь. Инкуб же из-за неопытности не мог придумать, как сделать накопитель больше, чем на день, ведь в ином случае рабыня может попросту умереть или сломаться разумом без возможности восстановления.
В эту ночь инкуб устал и решил сэкономить силы на завтра, хотя и мог пропустить сон. Просто делать до завтрашнего утра нечего, рабыня устала, Ариэль попросит кровь ещё раз, да и их встреча уже назначена.
Снов не было, но был необычный эффект. Он чувствовал жгуты и нити эфемерной энергии, что были повязаны плотным узлом в его груди. Прикоснувшись к самому толстому, он понял, что это Миратиэль. Два поменьше были путями к Стелле и Маэвис, один тонкий, но достаточно приятный по прочности был протянут к Ариэль, и слишком тонкий, чтобы по нему что-либо сделать, соединял его с Алинаэль, проследовав по нити Ариэль, он понял, что ей снится прекрасная охота вместе с Гэлионом. Решив слегка поиграться, он взял под контроль ход событий и вывернул всё так, что при охоте они столкнулись и полетели кубарем с обрыва. Он, к сожалению, был сильно неопытен. Сон начал рушиться, Ариэль чуть было не пробудилась, и он решил обождать. Люпину повезло, и сон начался похожей ситуацией, они в лесу и мило воркуют что-то, что даже самой Ариэль непонятно. Взяв снова под контроль сон, он увёл от разговора к страстным поцелуям. Дальше он принялся лишать одежды образы в сне и наконец перейдя к повторению того, что они делали в бане и постели, но в антураже тёплого весеннего леса. На этот раз сон закрылся для него полностью, а от жгутика Ариэль чувствовалась похоть, смущение и смятение.
Решив переместиться к Миратиэль, он понял, что влияние на неё у него куда большее. Её сны были фрагментарными, меняющимися каждый друг на друга в несколько секунд, нечёткие, хаотичные и дикие. Он решил помочь Миратиэль, он решил помочь ей почувствовать то, что она не чувствовала в реальности, обычный, нежный, классический секс. Миратиэль, правда, получилась больше похожей на Маэвис внешне, но какая разница, если она себя со стороны видеть не могла. Создав полный сон, он отстранился, по его расчётам он будет идти минут 60 и что-то жаркое можно ожидать лишь через полчаса.
Сейчас же он решил проведать Маэвис и Стеллу. Первая витала в розовых фантазиях… Розовых буквально, мягкие подушечки составляли мягкие поля среди ничего, по которым она весело скакала с глупой улыбкой и просто такое ощущение, что сублимировала желание такой же нежности в реальности. Он решил немножко скорректировать сон и сделать его более разнообразным. В определённый момент Маэвис провалилась в подушки и очутилась в нежных руках инкуба, он ласкал её тело, жарко, нежно, каждый уголок, расслаблял каждую мышцу и просто шептал приятные вещи на ушко. Оставив эту версию сна Маэвис до конца её грёз, он переместился к Стелле. Милая высокая старшая сестра Маэвис с несколько странной мимикой и нечитаемыми в голосе эмоциями. Тут он понял, что оказался в кошмаре, в секунду он решил понаблюдать, а не сразу менять что-то плохое.
Стелла переживала какую-то баталию, будучи куда более молодой на вид, на её лице ещё были эмоции, ярость, гнев, чистая злоба, плоть от плоти своего народа, не иначе. Что-то глубоко иррациональное кольнуло сердце Люпина, ему претила столь мерзкая бойня. Не поединок, что сравнивал таланты и сам становился искусством, не гениальная баталия, что сравнивала гений тактики полководец, а именно хаотичная бойня. Вложив силу, он чистой волей перекроил сон, сделав его на подобии того, который был у Маэвис.
— Оу… Миленько, но слишком грубо. Хотя спасибо, это лучше кошмара, что был.
— Ха! Ты первая, кто заметил моё воздействие.
— Я думаю, это лишь потому, что это выбивается.
Стелла плюхнулась на горку подушек, разбросав пепельные волосы по розовым подушкам.
— Обычно мои сны куда более мрачные или попросту дикие. Не знаю, почему так, возможно, моя душа желает кровопролития и сражений, но тот сон был лишь отражением действий давности очень и очень глубокой.
— Ну, раз ты всё осознаешь, может быть, мы чем-нибудь займёмся? — Пошлая улыбка с прищуром фиолетовых глаз проявилась на лице инкуба.
— Нет, приедешь — займёмся.
В этот момент инкубу будто бы закрыли дверь перед носом, и он оказался в привычной для себя темноте с нитями. Попытавшись проследовать по нити с Алинаэль несколько раз, он не смог пробраться в мысли, лишь дотянуться эфемерными конечностями до пары мыслей и почувствовать смятение эльфийки.
— Ладно, скучно тут, а что там с Миратиэль интересно.
Вынырнув в реальность, он встал с кровати и тихо прокрался в комнату Миры. Картина была занимательной, простыни смяты, подушка заляпана слюнями, а её одежды пропитывались потом и непристойными соками. Поцеловав её в