Схватив с пола отцовский меч – по настоянию Игната я всегда клал его так, чтобы можно было легко дотянуться, я, как был, в одной рубахе и босиком вывалился в людскую, где спала большая часть моего воинства. Они уже успели проснуться, но пока не понимали, что происходит: окошки в людской были совсем маленькие, и использовались только для продуха.
– Оружие берите и за мной! – скомандовал я и, не задерживаясь, двинулся наружу.
Девушку тем временем уже успели подтащить к колодцу, от которого отвязали ведро, а один из мужиков принялся делать из веревки петлю. Они там, что, совсем с ума посходили?
– Ведьма! – кричала толпа. – На веревку ведьму!
– Вы тут что, белены обожрались что ли? – спросил я, снова выходя один против толпы.
Хотя, на этот раз я был не один, дружина восприняла мой приказ буквально, все похватали мечи и топоры и, как были, вышли наружу. Даже боевые холопы боярича Никиты, хотя, казалось бы, вот он удобный момент, чтобы прихватить, что под руку попадется и бежать.
– Ведьму казним, ведьму, – продолжала гудеть толпа.
– Она колодец отравила, вот на веревке мы ее и повесим! – перекрикивая гул толпы прокричал тот из мужиков, что уже заканчивал делать петлю из колодезной веревки.
– Какой колодец, мы же вчера только из него пили, – ответил из-за моей спины Ромка. – И лошадей из него поили, и никто не умер.
– У меня муж в судорогах лежит, – закричала какая-то дородная тетка.
– И у меня муж! – вторила еще одна. – И сын.
– Ну так сидели бы с больными своими, а не херней занимались, – ответил я, оттолкнул попытавшегося преградить мне дорогу деревенщину и широким шагом двинул к мужику, который держал зареванную девчонку.
Вблизи сходство с матерью исчезло, ограничившись только зеленым платьем того же покроя, но это все равно не было поводом оставить ее на растерзание обезумевшей толпе.
– Пришлая она! Месяц назад пришла! – снова кричал кто-то из толпы. – Лекаркой объявилась. А потом колодец отравила! Ведьма! Ведьма!
И тут все кусочки мозаики встали на свои места. Зеленые платья действительно в большинстве своем носили именно лекарки. Я об этом толком не знал, мать не рассказывала, но пару раз упоминала, что в некоторых селах их много, и они даже берут в учение деревенских девчонок. А о том, что лекарей часто принимают за волшебников, и я так догадывался.
– Руки убрал от нее! – крикнул я мужику, который держал лекарку за волосы
Ростом он был выше меня почти на полголовы, а в плечах шире, наверное, вдвое. И меч в моей руке его почему-то не пугал, поэтому пришлось действовать резко: когда он рванулся ко мне, я врезал ему лбом прямо в нос, а потом добавил навершием меча по затылку. Хрюкнув, здоровяк свалился лицом в лужу и затих.
Второй, бросив веревку, попытался шагнул ко мне, но замер, уставившись на нацеленный на него самострел.
– Болт в пузо всажу – до завтра корчиться будешь, пока не подохнешь, – то ли попугал, то ли предупредил его Ромка.
Однако я в серьезности его слов не сомневался: если мужик дернется, то действительно получит болт в брюхо. Или если я прикажу: в лояльности Ромки я уже не один раз убеждался.
– Без суда никто никого казнить не будет! – так, чтобы меня все слышали, прокричал я.
– А кто судить будет? – спросил кто-то из толпы.
– У вас на то староста есть, – пожал я плечами. – Где староста?
Хуже всего было бы, если бы сам староста оказался в толпе. Но нет, мне повезло: он, вместе с десятком с бору по сосенке вооруженных стражников, как раз поспел к колодцу. И, похоже, что они-то как раз и сохранили ясность мысли и не поддались общему настроению.
– Расходитесь! – закричал он. – Расходитесь немедленно!
– А ведьма? – закричала какая-то баба, кажется, та самая, которая говорила, что у нее муж в судорогах лежит.
Кстати, что за странный яд такой: на одних действует, а на других нет? Да и прав Ромка, если бы действительно колодец отравлен оказался, уж на лошадей бы наших подействовало, мы-то их от души напоили после перехода. Сами-то, конечно, больше по пивку ударили, но оно не очень свежим оказалось, так что были среди нас и те, кто водой перебился.
– Ромка, – повернулся я к своему товарищу. – Возьмите девчонку и заприте в комнате, где я ночевал. И поставь кого-нибудь из новиков охранять, а то мало ли…
Ромка кивнул, они вдвоем с Кондратом помогли девушке подняться и повели ее в сторону харчевни. Ни староста, ни стража никак на это не отреагировали, возможно, как раз потому, что нас было почти четыре десятка, и все при оружии, а стражников всего с десяток. А, может, староста и сам был не против убрать причину шума долой с глаз толпы.
– Расходитесь! – продолжал надрываться он. – Будем разбираться, что случилось! Но парень прав, без суда никого жизни лишать нельзя!
– А если вода и правда отравлена? – спросила из толпы какая-то баба, но уже не таким уверенным тоном.
– Если и правда отравлена, то найдем отравителя и поступим с ним, как положено, – ответил староста.
Толпа все еще продолжала шуметь, но совсем не так, как в начале, когда я только проснулся. Другой это был шум, не суждено ему было взорваться и превратиться в бунт. Первые люди уже стали отрываться от общей массы и по двое, по трое уходить. Вроде бы их немного было, то постепенно толпа поредела и разошлась. Даже здоровяка, что по-прежнему валялся на земле, подхватили под руки и уволокли.
– Спасибо тебе, парень, – сказал староста, когда последний из деревенских жителей покинул площадь у колодца. – Вовремя ты со своими людьми подоспел, иначе повесили бы девчонку.
– Да не за что, – пожал я плечами. – А что случилось-то, я-то только самый конец видел.
– Да, – махнул он рукой. – Бабы толпу накрутили, как это обычно и бывает. Они Ленку никогда не любили за то, что молодая, красивая, да без мужика. Вечно судачили, что из мужей отбить кого-то хочет. Не сегодня, так завтра это бы случилось.
– Так больные-то есть? Они кричали, в судорогах кто-то лежит. Посмотреть, может? Я в лекарском деле понимаю.
– Помощь предлагаешь? – спросил староста и прищурившись, посмотрел на меня. – А взамен, что потребуешь? Я ведь вижу, отряд у тебя наемничий, а у вас в обычае плату за помощь платить.
– Ну, ты