Россия имеет цивилизационную структуру, как органичное явление, и в этом случае мы обладаем колоссальным ресурсом, которого не имеют ни США, ни Европа. Искусственная цивилизация, как и любой искусственный организм, требует огромных сил для поддержания цивилизационного уровня развития; у нас же цивилизация есть как достижение прошлого!
Со второй половины XIX в. о цивилизации писало много авторов, начиная с русских (А. С. Хомяков, Н. Я. Данилевский), затем в XX в. были О. Шпенглер, Ф. Бродель, А. Тойнби, С. Хантингтон и целый ряд других западных исследователей. В конце XX в. вышел известный труд русского автора евразийца А. С. Дугина [335]. Понимание цивилизации у русских и западных авторов различается. У первых основное внимание уделено месту России в цивилизационном процессе, ее роли медиатора — посредника между Западом и Востоком. Н. Я. Данилевский явно подчеркивает миротворческий характер цивилизационной деятельности России («удел России — освобождать и восстановлять» [336]), концентрируя внимание на внешнеполитическом характере этой деятельности. На этом же аспекте останавливается и А. С. Дугин в своем труде.
Из книг, получивших в последние годы наибольший резонанс в мире, выделяется работа американца С. Хантингтона. Этого автора более всего интересовал межцивилизационный аспект — пограничье цивилизаций. Но он исследовал также истоки межцивилизационых конфликтов, происходящих, по его мнению, из‐за разницы религиозных традиций, лежащих в основе каждой цивилизации [337]. Между тем в лице этого популярного историка цивилизациология, на наш взгляд, окончательно вошла в область неразрешимых противоречий, причина которых кроется в отсутствии общих принципов, сближающих цивилизации между собой, а не удаляющих их друг от друга. Необходимо обратиться к тому материалу внутри цивилизации, который делает ее объективно положительным явлением, жизненно необходимым для ее народов. С этих общих позиций мы и будем вести наше исследование.
О проблеме русского этнического пограничья, хотя и не в цивилизиционном контексте, писали не только политологи, но и этнографы. Работа Л. Н. Чижиковой о русско‐украинском пограничье была новаторской для своего времени [338]. Автор говорила об особой культуре пограничья, о существовании особых этнических маркеров — одежды, языка и в меньшей степени — устного народного творчества и различных обрядовых комплексов. Т. А. Листова в своих работах, посвященных русско‐белорусскому пограничью, подняла важный вопрос о связующей роли пограничья. Оно не только разделяет, но и связывает народы и их традиции. Автор отмечает, что на пограничье «роль христианских постулатов и христианского учения слабее», чем в центре [339]. В современной этнографии, посвященной вопросам пограничья, выработалось понятие пограничной ойкумены как места с особой культурой, этничностью и даже религиозностью [340]. Важным считаем отметить появление трудов В. В. Трепавлова и привлекаемого им коллектива авторов. В этих работах наблюдается (разделяемая и нами) попытка по‐новому, через исследование механизмов складывания и функционирования российской цивилизации, рассмотреть все крупные этнические структуры [341]. Это направление исследования, реализуемое коллективом историков из Института Российской истории РАН, сегодня работает наиболее продуктивно.
Наш первый тезис — граница цивилизации имеет сложную структуру. Цивилизационный подход к проблеме пограничья подразумевает внутреннее и внешнее пограничье, но в нашем исследовании мы ограничимся только внутренним. Это большая или меньшая по территориальному охвату цивилизационная культурная среда на предграничье цивилизации, которая представляет цивилизационную духовность в сублимированной (социально, культурно, религиозно) форме. Культурная среда — это своего рода гумус, почва для роста всех, кто включается в ее пределы, и одновременно это буферная зона по отношению к пограничной цивилизации или к государству.
Поскольку главной цивилизационной силой является народ, объединенный в одно целое несколькими скрепами — религиозной духовностью, социальным фактором и этничностью, то следует предварительно подчеркнуть, что этничность на пограничье одета в культурные и духовные одежды, и поэтому она лишена возможности выражать себя жестко и резко. Народ на цивилизационном пограничье — это не жесткая этническая конструкция, а мягкая и неагрессивная зона взаимодействия, что в то же время не исключало и необходимых силовых действий с его стороны. Современный мир столкнулся с трудноразрешимым противоречием: с одной стороны, экономика стала невообразимо быстро сближать все государства на земле друг с другом, с другой стороны, многие народы и традиции оказались не готовы (в том числе Европы и США) на этническом уровне к новой близости отношений. Опыт органических цивилизаций показывает, что проблема эта разрешима только в рамках создания таких социально‐политических макроструктур. Но то, что делают Соединенные Штаты и Европа, напоминает копирование лишь внешней цивилизационной формы задействования механизмов органической цивилизации. Лишь органическая цивилизация реально решает проблему межэтнического взаимодействия, не используя силы принуждения или жесткие правовые механизмы. Это важнейший вопрос современности.
В конце XIX в. представители интеллигенции резко критиковали российское правительство за то, что оно больше внимания и средств уделяет российскому пограничью, чем центру: на окраины направлялись лучшие чиновники, там больше строилось школ, социальных учреждений, да и гражданских прав, как правило, у населения там было больше. Публицист Василий Розанов в 1898 г. году писал по этому поводу: «Мы на окраины высылаем орлов, ввиду „трудных и тонких политических задач“. Имена Воронцова, Барятинского, Ермолова, Гурко, Кауфмана, Черняева суть имена общей русской славы: это люди всероссийского таланта и значения, которые посланы были приложить вечно деятельный ум и несокрушимую энергию на окраины». И другая цитата того же автора: «Если бы людей такой энергии, закала и ума, как покойный Гурко, высылали не в Варшаву, а посылали в Москву, если бы Апухтин работал не на Висле, а на Волге, может быть, не было у нас упадка „центра“. Но у нас высылали на окраины орлов, а для внутренних губерний оставляли галок и ворон… С давних пор, например, кавказский учебный округ есть один из самых лучших, самых деятельных и самых культурных в целой России в чисто педагогическом отношении… В то время как гимназии внутренних губерний России, какой‐нибудь Костромской, Владимирской, Орловской оставались совсем без центрального надзора и призора, — польские гимназии были под самым деятельным надзором, который, прежде всего, имел результатом подъем учебной энергии, успешность занятий, интенсивность учительской работы» [342].
Проблема высвечена наглядно, но, несомненно, односторонне. Причина преобладания центробежного, а не центростремительного развития русской православной цивилизации в ее православной, христианской направленности. Поэтому мы предлагаем шире и глубже взглянуть на проблему окраин России — с позиций христианского миссионерского служения русского народа другим народам (как об этом писал Ф. М. Достоевский в «Дневнике писателя» [343]), а не только узко политически и культурно, как это делал В. В. Розанов, говоря о причинах «государственной близорукости» российской власти. Это служение сводится к евангельской истине: «Кто хочет быть первым, пусть будет последним для всех». Образ Христа, умывающего ноги Своим ученикам и потом умирающего за них и за весь род человеческий, несомненно, главный образ для такого жертвенного