Кроме земледельческого освоения можно говорить о промышленном освоении Сибири благодаря горнорудным заводам. По сути только в результате земледельческой колонизации был обеспечен успех промышленного освоения Сибири Россией [396]. Для охраны заводских поселений также строились укрепленные линии, поскольку казачьи охранные команды при заводах положение не спасали. К 1761 г. удалось создать Колыванскую зигзагообразную линию как продолжение Новоишимской. Она была редко заселенной. Крестьянское вольное заселение сдерживало то, что крестьян могли приписать к заводам как рабочих, тем не менее процесс вольного заселения здесь явно преобладал над насильственным. Крестьяне активно двигались в сторону западной части Алтая за пределы официальной границы России, так что «военные линии закрепляли территории, где уже делались первые шаги по заселению» и тем самым расширяли дальнейшие возможности для интенсивной колонизации [397]. Заводские районы дали новый вид поселения — заводской поселок, отличающийся многими характеристиками. Поселок состоял из трех частей — заводская (производственная территория), оборонно‐административный комплекс и, наконец, слобода или посад [398]. Неоднородность русского населения (старожилы, новоселы, разносословные группы — казаки, крестьяне, промышленники, этнически смешанные с местными народами группы; конфессиональная неоднородность — православные, старообрядцы, беспоповцы, а также сектанты — духоборы, молокане, штундисты [399]) влияла на то, что «народный мир» тут был менее духовно сплоченным и однородным, чем в центре.
Русское заселение Сибири повлияло на этнические процессы в этом регионе. В результате миграций, как отмечает Е. А. Пивнева, характеризуя район русско‐угорского контакта в Приобье, начался процесс этнического смешения, в том числе и русских с местными народами [400]. Она же отмечает другое очень важное явление: в районе непосредственных контактов русских и обских угров наблюдалась утрата четкой этнической идентификации у последних. На что это может указывать, если не на временную потерю актуальности «этнического» взамен чего‐то другого? И это что‐то другое и было, очевидно, цивилизационное начало, воспринятое у русских, как необходимый элемент для дальнейшего собственного этнического взросления. В пользу нашего предположения говорит тот факт, что после так называемого «обрусения» (оцивилизовывания) — «адаптации аборигенных народов к новым социально‐экономическим условиям» [401] — эти народы не исчезают, но продолжают существовать и даже возрастать, но уже в новом качестве. При этом, как отмечает автор, обрусевшие ханты или манси не становились русскими, они все равно продолжали быть хантами и манси. Это тоже говорит в пользу цивилизационного характера обрусения местных народов, потому что не происходило их деэтнизации.
С бассейна Енисея начинается Восточная Сибирь, территория, мало приспособленная, в отличие от Западной Сибири, к широкому земледельческому освоению. Здесь были лишь отдельные островки, удобные для крестьянского землепользования в бассейне Среднего Енисея в Хакасско‐Минусинской котловине. Приенисейский край стал активно осваиваться с XVIII в. Со второй четверти XVIII столетия началась вольная колонизация этих земель, проходившая параллельно с принудительной колонизацией, так как здесь развивалась горнозаводская промышленность и требовались рабочие руки и сельское обеспечение рабочих. Бассейн Среднего Енисея оказался местом компактного проживания большого числа русских крестьян (36 тыс.). «По Енисею располагались 290 городов, острогов, слобод, сел, деревень, однодворок и зимовьев» [402]. Русское население этого региона Сибири отличалось еще меньшей однородностью, чем население Западной Сибири [403].
Кроме приречного расселения русские традиционно селились вдоль трактов. Как отмечают исследователи заселения Сибири, «русское население в последние годы существования империи разместилось вдоль Сибирского тракта широкой полосой, которая сужалась по мере удаления на восток, несколько утолщаясь на Алтае и в Минусе. Менее всего русских было в Северо‐Восточной Сибири и на Дальнем Востоке» [404].
Особо следует сказать о церковном продвижении на Восток. Значение Русской Православной Церкви для цивилизационного процесса в Сибири было сугубо положительным, имеющим отношение не только к чисто религиозному просвещению (основному, ради чего Церковь шла в Сибирь), но и к культурному воздействию на регион [405]. Особо следует сказать о социально‐миротворческой деятельности Церкви здесь. Весьма обстоятельно и подробно на эту тему высказался акад. Н. Н. Покровский на юбилейном научном собрании Новосибирского государственного университета «Христианство: путь двух тысячелетий» [406].
В первой четверти XVII в. вместе с православными архиереями в Сибирь пришла культура Слова. Первый епископ Киприан (1620–1624) уже во второе лето правления создал тот «базовый документ, из которого выросли потом многие главные памятники сибирского летописания, рассказы о Ермаке, не все, но многие. Это так называемое Написание» [407]. В результате кропотливой работы были опрошены свидетели похода Ермака и записаны их рассказы. «При третьем архиерее Нектарии архиерейский дьяк Савва Есипов создал развернутую сибирскую летопись». Большое культурное значение имела огромная архиерейская библиотека с несколькими сотнями томов. Книги в большом количестве закупались в Москве и переправлялись в Тобольск [408]. Архиерейский дом положил начало не только книжности, но и другим направлениям культуры и просвещения: в частности, иконописному делу, создав первую иконописную мастерскую. Первым сибирским иконописцем протодьяконом Матвеем в 1637 г. была написана знаменитая чудотворная Абалацкая икона Божьей Матери — святыня всей Сибири [409]. Здесь при архиерейском доме был создан первый духовный театр для проведения театральных церковных мистерий — «пещного действа», «Входа Господня в Иерусалим» и др.
С самого начала московский государь подчеркивал огромное и всестороннее значение церковной миссии в Сибири: в деталях оговаривались расходы на устройство архиерейского дома. Как только сибирский воевода проявил нерасторопность при встрече архиерея, царем была тут же послана ему грамота, требующая передать воеводские владения архиерею до поры, пока не будет выстроена его резиденция. Владыке, как и последующим архипастырям, кроме «пасения Христова стада» — поручалась весьма обременительная и тяжелая «обязанность и право надзора за местной администрацией». Архиерей обязан был вначале сказать о недостатках воеводе города (два раза) и лишь потом писать царю. Первым соборным храмом в Тобольске стал огромный деревянный собор, выстроенный иереем Иоанном, он трудился здесь протопопом собора.
С приходом архиепископа в Сибири возникают две архиерейские вотчины — под Тобольском и под Усть‐Ницей (по типу ведения хозяйства новгородских монастырей). Архиепископ Киприан принес в Сибирь новгородскую монастырскую традицию. Н. Н. Покровский подчеркивает, что это было безбарщинное хозяйство, построенное только на натуральном 20 процентном оброке [410]. Это позволяло крестьянскому хозяйству активно развиваться. Взаимоотношения крестьян с монастырем были самые тесные и плодотворные (автор ссылается на специальную работу И. Л. Маньковой): «монастыри жили в определенном симбиозе с крестьянским хозяйством». От них крестьяне получали беспроцентные ссуды на обзаведение, когда «голыми и босыми приходили из Европейской России».
Стоит вспомнить и тот факт, что знаменитые сибирские купцы и промышленники Демидовы (выходцы из тульских мастеровых) получили церковное благословение на свою деятельность от митрополита Димитрия Ростовского. В 1701 г. святитель, в