— Смотря какой он, твой мир.
ОЛЕГ
Не могу на нее наглядеться. Размышляю и не припоминаю, когда это женщина настолько меня интересовала.
Околдовала. Заворожила. Пленила меня!
Она просит вазу, я лишь кривлю губы. Ну какая у меня здесь ваза!
Отделываюсь легким испугом, вытаскивая огромный стакан. Оля сама наливает воды, ставит букет.
Ведет себя раскованно. Естественно, спокойно. Не пугается. Ни грамма жеманности, никаких уловок: она свободно общается и даже — о чудо! — прижимается ко мне, задирая голову.
Она очаровательна! Не позволяет узнать ее лучше, вроде бы и не прячется, но и не раскрывается полностью: держит на расстоянии вытянутой руки. Вроде и близко, а вроде и нет.
Гоню от себя прочь дурные мысли. Откуда у меня такая дикая уверенность, что как только Оля выйдет за пределы моей квартиры, наша заинтересованность друг в друге померкнет.
Предлагаю чай, кофе, использую доступные мне варианты, чтобы она расслабилась, но нет.
Я до сих пор ломаю голову, чем бы ее удивить, и вдруг приходит парадоксальное решение:
— Хочешь молочный коктейль? Я в этом профи!
Играю бровями.
— Оу! Звучит заманчиво, — в глазах ее разгорается интерес, а я уже тянусь к посуде. Оля с любопытством выглядывает из-за моего плеча. — А с чем?
— Могу предложить клубнику. Вишню. Классика без добавок… ммм, — что же еще? Ну?! Так мало?!
— Клубнику! — с воодушевлением соглашается Оля.
Я выдыхаю.
Раскладываю на столешнице инструменты и, хитро поглядывая на гостью, показательно закатываю рукава. Вот надо же такому случиться, а?!
Первый же блин комом! То ли у меня руки стали расти, откуда у нормальных людей ноги, то ли что, но как только я начинаю взбивать молоко, оно тут же брызгает мне на рубашку! Чеееерррт!!
— У вас, у профи, особенные взаимоотношения с молоком, верно? — издевается Оля.
— Это я чтобы тебя впечатлить! Так не каждый сумеет! — выкручиваюсь как могу. Осел!
— Давай-ка я тебе помогу, — смеется гостья, — а ты пока сменишь рубашку.
В итоге я натягиваю футболку и джинсы.
Да, джинсы — превосходный вариант. Плотная ткань сейчас должна выручить. А свободные домашние брюки мигом сдадут меня с потрохами!
— Ты уже закончила… — аккуратно проговариваю я Оле на ухо, приближаясь. Укладываю ладони по обе стороны от ее бедер. Теперь не сбежит.
— Почти! — довольно заключает Оля. Наливает мне в стакан розовое месиво.
— А можно я не буду? — скалясь, интересуюсь.
— А чего так?
Оля разворачивается в моих руках. Смотрит с задором.
— С детства молоко не перевариваю!
— Ну, тогда мне больше достанется.
Отпивает с таким наслаждением, что я тяжело сглатываю.
— Да. Но я тут подумал… А вдруг… — голодно смотрю на ее рот.
— Что… вдруг? — непонимающе уточняет она.
— А вдруг все-таки вкусно?
Наклоняюсь в желании поймать ее губы, впиваюсь, как жаждущий странник. Она мой оазис…
Поцелуй сжигает во мне все дотла, но мне мало. И теперь мне всегда будет мало. Наступаю неосознанно, прижимая ее к себе, тихий стон воспламеняет меня сильнее, вокруг перестает существовать время, только ее учащенное сердцебиение под моей ладонью. Мгновение… Кожей я ощущаю нелепый мороз. Жгучий холод, неожиданно распространяющийся по плечу и груди. Оля вскрикивает. Что за черт?!
Отрываюсь от нее, тихо ругнувшись. Коктейль! Он был в ее руке! Теперь половина содержимого окрасила нас в разовый цвет.
— Я сожалею, — вырывается у меня. Почти печально. — Очень. Где-то глубоко в душе.
Убираю стакан, отталкиваю в сторону, несдержанно наклоняюсь и слизываю остатки клубничного напитка с ее одежды. Сожрать ее готов всю!
Дальше происходит что-то невообразимое. Взрываются время и пространство. Женские ладони гладят меня. Ласкают. Я хочу большего. Большего...
Черт. Ниже. Еще. Ну, пожалуйста…
Не сдерживая себя, вновь впиваюсь в мягкие губы, подхватываю Олю на руки, несу в спальню. Она улыбается! Мы перепачканные и довольные. Острое предвкушение согревает что-то внутри меня, продрогшее напрочь!
Стягиваю с нее одежду невообразимо медленно, и да, я сдерживаюсь, как могу, из последних сил, чтобы не показаться ей неотесанным неандертальцем.
Неприятная мысль царапает как кошка: Оля все еще живет с мужем. Но я буду не я, если не положу этому конец. И очень скоро!
— Олег… — шепчет она, оставаясь полуобнаженной, а меня пробирает до трясучки!
Ее запах сводит с ума, податливость разгоняет кровь, взгляд с поволокой… Да это просто бездна! Глубина, в которой хочется захлебнуться!
Оля выгибается мне навстречу.
Ее ладони ласкают мои плечи, спускаются по груди на живот. Пальчики болезненно-медленно расстегивают пуговицу, тянут вниз молнию. Уууу… Я сейчас завою волком и рычать начну.
И я уже не готов ее отпустить. Ни сегодня. Ни завтра. Никогда.
***
— Олег. Моя жена встала в позу. Переехала. Общаться со мной она собирается только через адвоката.
На подъезде к офису я увидел машину Извольского. Мы уже несколько дней на связи. Юрий рвет и мечет. Раздражен он чрезвычайно.
Хотя в машине он был не один. Рядом брюнетка. Однозначно, не жена, которая его «избегает». Хорошо мужик устроился. Я молча выслушиваю, стараясь не улыбаться как идиот. С Олей я тоже на связи каждый день. Она сообщила Юле, что нашла квартиру, и заберет дочь сама. Временно они поживут отдельно, потому что муж, как Оля сообщила сегодня, начал вести себя грубо.
Делиться подробностями она не хочет ни в какую. Но я… еду к ней сегодня вечером. И там нас ждет серьезный разговор. Ей придется мне все рассказать. И я сам буду решать, как лучше действовать, исходя из ее интересов.
Передо мной на стол ложится стопка документов, приходится переключить внимание.
— Я оформил несколько крупных займов, — сообщает Юрий. — Переоформил часть активов на фирме. Кое-что ушло в недвижку, и еще несколько вариантов хотел бы обсудить.
— Займы — отличный распространенный ход, когда подкопаться не к чему, делить придется и долги. К недвижке всегда много вопросов, каждый случай индивидуален, предупреждаю сразу.
Пробегаюсь глазами по документам.
— Мне самое главное — квартира. Дачу жена ненавидит. Отдаст ее мне и не расстроится. А вот квартира… За нее супруга будет бороться.
— Да, и весьма успешно. Я знаком с ее адвокатом, мы недавно говорили по телефону.
— О, она уже и адвоката нашла. Олег, у меня большая просьба, — морщится Юрий. — Я разводиться