— Вот почему я этого не замечал, — сказал я ошеломленно. — Когда я разрушал фальшивые воспоминания, их было легко обнаружить: они были похожи на заплатки на настоящих воспоминаниях.
Я закрыл глаза, вспоминая свое первое упражнение в Окклюменции и странное чувство, которое я ощутил, когда просматривал свои воспоминания, позже названные мной «фальшивые воспоминания Дамблдора».
— Используйте на мне Legilimens, — сказал я взволнованно.
— Что?
— Просто сделайте это. Вы сами все поймете.
Со скептическим выражением на лице, Барти направил палочку на меня и пробормотал нужное заклинание. Я почувствовал, что Барти вторгается в мой разум и опустил свои ментальные щиты, если можно так называть мои слабые барьеры, показывая ему воспоминания о Хэллоуин, на первом курсе.
…Квиррел вбежал в Большой Зал и заорал что-то о Тролле. Началось столпотворение…
Барти осторожно коснулся заплатки и отступил.
Я быстро заморгал, вынырнув из воспоминания.
— Странно, — пробормотал он, качая головой. — Такое странное ощущение. Я мог видеть и слышать все вокруг себя, но твои мысли были совершенно непонятными мне. Это нормально. Единственный раз, когда я понял твои мысли, это когда ты сообщил мне, что знаешь о том, что я не настоящий Моуди. Затем, они изменились. Ты волновался за Грейнджер. Думал, что никто не станет искать ее в туалете и не найдет. Что ты единственный, кто знает, где она.
Еще один кусочек паззла встал на место.
— Если я покажу вам все свои воспоминания, вы сможете определить, когда мои мысли менялись с парсельтанга на английский язык.
— Да. Как и сейчас… К Гекате, Поттер. Он делал это. Он действительно делал это. Как ты все это понял?
— Я просмотрел свои воспоминания, потом старые издания Ежедневного Пророка, и указы Визенгамота.
— Кто еще знает об этом, кроме Грейнджер?
— Вы. Гермиона знает не все. Она поймала меня, когда я записывал теорию об Ордене Феникса, но я не рассказывал ей ничего сверх того.
— Ты записывал все свои исследования в библиотеке?
Я кивнул.
— Я проверял наличие портретов и накладывал чары, которым вы меня учили.
— Я говорил тебе, что эти заклинания — защита от дураков, — сказал он. Глаза у него были дикими от тревоги, а пальцы сжимали палочку так, словно он был готов проклясть меня в любую секунду.
— Никто не поймал меня.
— Да что ты знаешь. Маленький глупый… — он умолк и сделал глубокий вдох, успокаиваясь. Безумный блеск в его глазах исчез. — Если Дамблдор подозревает, что ты узнал, он либо наложит на тебя Оbliviate, либо уже сфабриковал опровергающие доказательства. Он поставил слишком много на свою репутацию, — произнес он с отвращением, — чтобы позволить какому-то сопляку подмочить ее. Ты понимаешь, насколько это безумно звучит? Альбус Дамблдор пойман с поличным своим учеником.
— Я сомневаюсь, что я первый в школе, кто раскусил его.
Он нахмурился.
— А разве был кто-то еще?
— Когда мистер Риддл сказал, что Дамблдор никогда ему не нравился, прозвучало это так, будто он прознал про какие-то его темные делишки.
— И правильно, но не думаю, что он еще тогда проделывал нечто подобное. И с каких это пор ты такой вежливый по отношению к Темному Лорду?
— Время течет — все меняется.
— Так и есть. — Он побарабанил пальцами по столу. — Излишне говорить тебе, как это опасно, но я, все-равно, скажу. В своих заметках ты называл Дамблдора добрым диктатором. Он совсем не добрый. Учти также, что Министерство считает его твоим опекуном, а это значит, что он может делать с тобой все, что пожелает, за исключением твоего открытого убийства; на все возражения и вопросы он ответит, что он был в своих правах, и все будут верить ему, потому что он Альбус Дамблдор. Если он не убьет тебя лично, то подстроит все, как несчастный случай или смерть от рук Пожирателей. Обучая тебя Окклюменции, возможно, я сделал все только хуже. Раньше он бы использовал Легилименцию, чтобы заставить тебя поступать, как ему хочется. Теперь он не может действовать открыто, и это ставит тебя в еще более опасное положение. Боюсь, единственное, что удерживает его от немедленной расправы над тобой, это его вера, что я Аластор Моуди. Готов поспорить, ты заметил, что я знаю биографию Моуди и его характер вполне прилично.
— Да, сэр, — сказал я, гадая, с чего бы это, он добровольно стал делиться информацией.
— Аластор Моуди закончил Хогвартс вместе с моим отцом. Они поступили в Академию Авроров вместе и были напарниками тридцать пять лет. Он мой крестный отец. — Мои глаза расширились от удивления. — Я провел большую часть детства, бегая за ним и подражая ему, начиная от того, как он приглаживал волосы, и, заканчивая тем, как он говорил. Мы перестали разговаривать друг с другом примерно в то время, когда я закончил Хогвартс, но наши отношения были натянутыми еще тогда. — Горечь прозвучала в его голосе. — Он всегда вставал на сторону отца. Несмотря на это, настоящий Аластор Моуди доверяет Дамблдору, но не безоговорочно. Если бы он когда-нибудь узнал, что Дамблдор незаконно использует магию на несовершеннолетнем, он бы бросил Дамблдора в Азкабан быстрее, чем тот успел бы сказать квиддич.
— Вы угрожали ему Азкабаном в ту ночь, когда я сорвался, потому что реальный Моуди сделал бы тоже самое.
— Вот именно. В общем, у тебя есть только два варианта: отстранить Дамблдора от опекунства или бежать к Темному Лорду. Конечно, ты всегда сможешь вернуться к варианту ручного мальчика Дамблдора.
— Я пас, — сухо сказал я.
— Я подумаю. — Барти вернулся к моим последним записям. — Самое худшее — это твое расщепление личности.
— Это больше, чем расщепление. Если я не получу своевременную помощь, и я имею в виду квалифицированную помощь мастера-легилимента, то вскоре либо сойду с ума, либо покончу жизнь самоубийством.
— Сколько тебе осталось?
— Два месяца, если мне повезет.
Он потер глаза.
— Ты не дотянешь и до третьего тура.
— Нет, — согласился я. — Я думал выскользнуть из замка через камин в «Трех Метлах» и попасть в больницу Св. Мунго, но они не станут лечить меня без разрешения опекуна, чего Дамблдор никогда не допустит. — Я закусил щеку изнутри.
Я рассмотрел все варианты, проанализировав свою ситуацию от и до ad nauseum (лат.), но надо смотреть правде в глаза — я всего лишь четырнадцатилетний пацан. Я многому научился