Аня, услышавшая его движения, пробуд илась, повернулась, прижалась к Гимназисту бюстом и спросила:
— Ленечка, миленький, ты уже похмелился?
— Слава Богу, — жуя, ответил он. — Ты будешь?
— Не откажусь.
Гимназист поставил поднос между ними. Брошка налила и выпила, закусила персиком, призывно обнажила бедра.
Однако Леониду, как и предполагала Мари, надо было учинить допрос, и он для начала обратил внимание Аньки:
— Гляди, у Мохнатого какая красота. Тумбочка и комод, а? Видать, из красного дерева. Барельефы на них бронзовые, видишь — с фавнами и вакханками, лозами виноградными.
— А вон гирлянды полевых цветов!
— Кровать художествами аккуратнее будет. — он провел рукой по отделанной золоченой латунью спинке ложа.
Брошка, по унизительному своему ремеслу постоянно мечтающая спать не с клиентом, а с мужем под таким балдахином, да и без балдахина сошло бы, молчала, накручивая на палец прядь волос.
Гимназист перешел к делу:
— Машка Гусарка еще не в таких спальнях выросла, а поди ж ты, к нам вдруг прибилась.
— Где же это она выросла?
— А ты не знаешь? Она дворянка, на Великой войне в гусарском полку воевала и кресты с медалями имеет, газеты писали.
— Неужто? — от удивления привскочила Анька. — Впервые слышу1 Знала лишь, что она красным самолично войну объявила за то, что они кокнули ее супруга. Надевает ночью белый-белый гусарский ментик, два револьвера в ручки под белыми замшевыми перчатками с золотой вышивкой — и «огонь» по хамовозкам!
Обнаженная, раскрасневшаяся от водки, она так изящно и живо изобразила террористку, что Гимназист залюбовался ею, однако поправил:
— Мужа ее, лейб-гвардейца, еще в Великую войну убили, за это Маша пошла в гусары немцам мстить. А с большевиками у нее счеты были, поскольку имение ее разорили. Вот откуда идет. И что? Целое поместье потеряла, а сейчас снова добро приобретать наладилась? Куда оно Гусарке, когда ее за подвиги пол-ЧеКа ищет! Да норовит еще на грпшики пятаков накупить: у «ямников» вполцену «рыжего» и «скуржавого» барахла нахватать, — он назвал на жаргоне золото и серебро. — Кто эту Машку тебе сосватал-то?
Пролаза Брошка мгновенно насторожилась Поняла, что от ее ответа ой как многое может зависеть!
«Скажу про Бронислава Иваныча, придется указать и на Бореньку Ревского, который нас с ним свел, — лихорадочно соображала она. — А Боренька человек в Питере у всех-всех на виду. Одно слово — журналист! Но ведь и о его старой работе на полицию немало народишка теперь знает, в архивы полиции на Фонтанке какая только рвань после переворота не лезла. А о том, что старается Боря нынче на ЧеКа и уголовку в придачу, разве гаврилки не могут иметь сведений? Ох, могут, могут’ Немало у них осведомителей не хуже меня, грешненькой. Ой, никак нельзя ни Иваныча, ни Борю отдавать этому гаврилке! Иначе, девушка, ставь и на себе крест».
— Кто свел-то? — небрежно переспросила она. — Уж не помню после вчерашнего. Да в «Версале» кто-то из кабинетных господ.
— Что ж Гусарка, за которой по обеим столицам охота идет, в кабинете торчала с каким-то случайным?
— Да нет, кто ее в «Версаль» привел, человек, видать, ей верный, но мне он шибко не знакомый, я его имени-то не припомню. Какой-то нечастый визитер. Он меня вроде для услуг зазвал в кабинет, Гусарке представил и сразу же ушел. А ты чего ж саму Машу не спросил про него? Невелика важнсхть, — якобы простодушно закончила просчигутка.
Гимназист попытался скрыть раздражение:
— Не ахти как меня это интересует. Глвное-то, что она и есть истинная Машка Гусарка. Я ей разные вопросы с подходцем запускал — отвечает в точку. Спрашивал что по Москве, что по Питеру. И в оружии хорошо разбирается.
— Так чего ж тебе еще, Ленечка?
Аннет наполнила рюмки, протянула одну ему. Они выпили, Брошка поднесла к губам Гимназиста виноградную кисть, он отщипнул ягоду губами.
— А этого не желаешь, Ленечка? — Она приподняла ладонями шары своих грудей с розовыми виноградинками сосков.
— Не время, — буркнул Леня и поднялся с кровати.
Он накинул халат, подошел к окну. Распахнул тяжелую золотистую гардину, вышитую драконами, и оглядел уже зазеленевший, заросший кустами двор.
Заметив через плечо, что Аня одевается, он попробовал еще что-то вытянуть у нее о Гусарке:
— Ас чего это Машкин кавалер именно тебя решил ей представить? Там же и Танька, и Гуня были еще кое-какие девицы веселые.
Вопрос был щекотливый, но натягивающая на стройные ноги шелковые чулки Брошка не растерялась:
— Он и ошибся, что, значит, в фартовых делах неопытный! Видать, первую попавшуюся из нас позвал, а я в зале ближе других к его кабинету сидела. Мне Гусарка когда свой интерес обсказала, я сразу пошла за Танькой и Гуней. Вижу, ее вопрос не по моей части-то. А те хипесничают, с фартовыми да с «ямниками» завсегда в дружбе.
Чтобы Гимназист не допек, Аня быстро оделась и взяла с подноса положенные ей за проведенную с Ленькой ночь деньги. Послала уже сидящему в кресле с папиросой Лене воздушный поцелуй и выпорхнула из спальни с кроватью под балдахином для самых уважаемых бандитов города Петрограда.
После Гимназист выглянул в коридор и позвал Мохнатого.
Когда тот зашел, Леня поинтересовался:
— Гуня тут ночует?
— Ага, натрескалась. При ее массе немало пришлось за декольте залить.
— Одна спит?
— А как же? Она амурные дела не уважает, зато мастерица «по музыке ходить», — обозначил Мохнатый на их языке понятие «воровать».
— Позови-ка, Коля, ее сюда.
После сообщения Гуне, что ее желает видеть Ленька Гимназист, та без промедления натянула на могучий торс платьишко и накинула поверх него на полуобнаженные плечи тальму, раз предстоял разговор с авторитетным «деловым», а не разлюли с клиентом. Взбила кудряшки, попыталась растереть образовавшиеся под глазами мешки. Потом сплюнула из-за бесплодности попыток, закурила и с дымящейся пахитоской, зажатой в углу наспех подмазанных губ, направилась на аудиенцию.
Леня, глянув на помятую физиономию Гуни, молча налил ей водки. Она бросила окурок в пепельницу, выпила подряд две стопки, заедая соленым огурцом. Вновь закурила, блаженно вдыхая табачный дым.
— Гуня, что ты думаешь о Брошке? — осведомился Гимназист.
— А чего о ней много думать? Ходовая подстилка.
— Откуда она вчера выкопала Гусарку? Кто ее привел в «Версаль»?
— Не знаю. Когда она нас с Танькой в кабинет к Гусарке завела, Машка одна сидела. Какой-то карась с нею был, да ухрял и оставил ей толстенный лопа-тошник.
— Темнит Брошка что-то про Гусарку. Чую, с каких-то дел не желает она про нее все как есть сказать.
Гунька утерла похмельную испарину на лбу