Я оглянулся. Никто не идёт. Никто не целится. Пока.
— Подойдёт. — прошептал себе. — Кабели есть на всякий Осталось найти дизель. Хватит, чтоб завестись и уехать отсюда к чертям.
Ушёл в сторону старой заправки, что виднелась через квартал. Над ней — полустёртая вывеска: ENI — бензина нет, дизеля нет, но заходи.
Заправка стояла как старый ветеран — вся в трещинах, со сломанным козырьком и облупленной плиткой. Издалека казалась пустой, но я уже знал, что ничего в этом городе не бывает просто так.
Площадка перед колонками завалена мусором: канистры, доски, коробки, перевёрнутый детский велосипед. У стены — сгоревшая машина. Крыша провалена внутрь, чёрный скелет сиденья уставился прямо в небо. Пахло гарью и старым топливом.
Я подошёл осторожно. Тишина. Слишком ровная.
Внутри — касса, холодильники, разбитые витрины. Что-то чиркнуло в дальнем углу, и я тут же залёг, выхватив меч.
— Не стреляй! — раздалось оттуда по-итальянски. Голос старческий, сиплый.
Я пока бродил, заучивал фразы через переводчик.
Из-за стойки вылез мужик лет под шестьдесят. В грязной жилетке, с пистолетом, который трясся в руках, как у паркинсоника. За ним показалась женщина — моложе, в рубашке с засохшей кровью на рукаве и топором на поясе.
— Спокойно, — сказал я, не поднимаясь. — Мне не вы. Мне топливо. -- Сказал я по-английски.
Мужик прищурился, потом опустил пистолет. Женщина — нет.
— Карта есть? — спросил он.
— Нет. Наличные.
— Ха. — Он усмехнулся. — Тогда иди на хуй.
— У меня есть запасной аккумулятор. Полностью заряженный. — Я медленно поднялся. — Обмен.
Женщина глянула на старика. Тот задумался.
— Один аккумулятор — за одну канистру. У нас их осталось шесть. — Он кивнул куда-то вглубь помещения.
— Две канистры.
— Это не базар, парень. Не хочешь — ищи другую заправку. Но если найдёшь — мы тебя там тоже догоним.
Я пожал плечами. Вытянул из рюкзака карту и из нее достал аккум. Не самый лучший, но заряжен по максимуму. Оба наблюдали за зелёной дымкой как завороженные.
Мужик проверил аккум — и только тогда кивнул.
— Ладно, бери две.
Канистры оказались пластиковыми, по двадцать литров каждая. Одна воняла, как будто её сперва заполнили дизелем, потом срали туда крысы. Вторую я проверил лично. Нормально.
Я свернулся на выход, но на полпути остановился.
— Слушай, — бросил через плечо. — Если кто спросит, видел ли ты меня — не видел. Ладно?
— Я даже не смотрел, — пробормотал он. — Я вообще плохо вижу.
Вышел.
На улице уже начинало темнеть. Воздух наполнялся копотью и влажностью. Город всё ещё шевелился. За спиной кто-то закрыл ставни. Где-то хлопнула дверь. Где-то заорали — коротко, резко, потом тишина.
Я шёл обратно к той самой Тойоте.
Если заведётся — еду на север.
Если нет — жду ночи и перерезаю тех, кто спит рядом.
Я вернулся к Тойоте, когда солнце уже пригибалось к крышам, окрашивая улицу ржавым светом. Внедорожник стоял на том же месте — будто ждал. Ни следов, ни шорохов рядом. Только пыль на капоте и затхлый запах нагретого металла.
Я достал кинжал, сунул между стеклом и резинкой на водительской двери и начал ковырять. Тихо, медленно, чувствуя каждое движение. На третий рывок — щёлкнул замок.
— Отлично, — выдохнул я и потянул за ручку.
В этот момент Тойота ожила.
Сигналка взвыла в полный голос — визг, как у бешеной собаки, сотряс улицу. Мигалки на приборке замигали, будто новогодняя ёлка. Я отскочил и чертыхнулся.
— Сука!
Сердце прыгнуло к горлу. Я влетел в салон, лихорадочно ища копотный рычаг. Нашёл, дёрнул. Щелчок. Выбежал наружу, на бегу подцепил капот, открыл. Нашёл аккумулятор, накинулся с отвёрткой и выдернул клемму.
Сигналка захлебнулась и умерла.
Но было уже поздно.
— ЭЙ! — раздался крик с балкона.
Я поднял голову. Там стояли двое: женщина в халате и мужик с бутылкой в руке. Она тыкала в меня пальцем, он орал что-то на непонятном языке. Итальянский. Ни слова не понял.
— Я просто беру машину! — крикнул я по-английски. — Я уйду! Я не трогаю вас!
— Чё он говорит?! — услышал я сзади.
Повернулся. С противоположной стороны улицы шли четверо. Один с палкой, другой с ломом, третий — просто с камнем. Говорили быстро, на итальянском, но я различил:
— Турист, блядь…
— Вон, тачку ....
— Даже по-нашему ни слова…
— Стойте! — поднял я руки. — Я не вор! Мне просто нужно уехать!
— Он ... не понимает! — гаркнул один. — ... его!
Они рванули на меня.
-- Блядь!
Щупальца вырвались из позвоночника с мокрым чпоком. Два хлыста вылетели вперёд. Один смахнул камень, второй врезал по ногам первому нападавшему. Хруст — тот рухнул. Ещё один попытался обойти слева — я ударил его щупальцем в грудь, он отлетел в другую машину.
Третий остановился. Я поднял руки, и над ладонями вспыхнули энергетические шары. Я швырнул один в асфальт.
Взрыв. Осколки бетона осыпали улицу. Вторая вспышка сорвала дверцу с почтового ящика. Люди отпрянули, заслонив лица.
— Не лезьте. — Голос мой был ровный, спокойный. — Я не враг. Я просто ухожу.
Они молчали. Кто-то помог раненому подняться. Один плюнул в мою сторону.
— Уёбок, — буркнул он. Я его понял. Язык матов — универсальный.
Я не стал задерживаться. Щупальца втянулись в спину, будто и не было их вовсе. Руки всё ещё дрожали. Пахло гарью — то ли от энергетического шара, то ли от расплавленного изнутри напряжения.
Я снова открыл капот, подключил клемму.
Мгновенно, как будто ждала этого, сигналка снова ожила — взвизгнула ещё злее, чем в первый раз. Машина завыла, как сирена воздушной тревоги.
— Да ёб твою...
Я прыгнул в салон, выдернул отверткой пластиковую заглушку из панели, нащупал блок сигнализации. Мелкий, мерзкий коробок. Ударил по нему рукояткой кинжала — визг смолк, как отрезало.
— Так-то лучше.
На всякий случай выдрал один из проводов — чтобы больше не вздумала.
Полез в багажник, откинул пол и достал из внутреннего отсека старый автомобильный инструмент. К счастью, в одной из ниш валялась колодка для замка зажигания — с такими штуками когда-то отламывали личинки.
— Прости, старая, — пробормотал я, забираясь на водительское сиденье.
Вытащил