– Ну, здравствуй, Фантомас, – проворчал майор, переворачивая добычу. Присел на пригорок, задумчиво уставился на пойманного злоумышленника.
Никакой не Фантомас и даже не Григорий. Имена созвучные, что и вызвало путаницу. Гоша, он же Гога, он же Георгий, по фамилии, возможно, и Семашко, кто же его спрашивал? Хахаль бывшей женушки, со всех сторон положительный и приятный мужчина. Неразборчива в связях его Надежда, очень неразборчива… В какой-то степени ее было даже жаль, за что ей такое? Георгий застонал, открыл глаза, сделал попытку опереться на локти. Мутные глаза отыскали визави, гримаса перекосила рот. Из обработанной раны засочилась кровь – ничего, не умрет. Преступник закашлялся, откинулся на спину. Он тяжело дышал, боль не унималась. Алексей потянулся за сигаретами, закурил. Такого исхода он, честно говоря, не ожидал. Хватка точно терялась. И интуиция хваленая – где? Чувствовал что-то знакомое в этой фигуре, но не настолько же! Многое становилось ясным. Он знал, что по Горьковскому шоссе Костров может поехать только на дачу, потому и не стал оттаптывать пятки, проехал дальше, свернул, заехав с обратной стороны. Наверняка гуляли с Надеждой по окрестностям, наслаждались сельской идиллией. И как к дому подобраться, знал, и как через подвал пролезть на дачу. Прикончить в доме, той же дорогой выбраться. Кто станет искать на даче труп майора? Правда, сам же потом с Надеждой приедет на дачу… Но тоже тема спорная, зачем после этого встречаться с Надеждой? В свете большой и чистой любви?
– Ну привет, сменщик, – поздоровался Костров. – В оркестре, говоришь, музицировал, оркестрант ты хренов…
Георгий не отвечал, берег силы для чего-то другого. Ресурс у оппонентов худо-бедно имелся. Та же троица, носившаяся за ним у дома Шаламовых. Да и Надежду в прошлый раз Георгий привозил на другой машине.
– Что, приятель, почуяли опасность? – предположил Алексей. – Не хотите, чтобы правда всплыла, задергались, решили устранить офицера, который продолжал копать и напал на что-то стоящее? Даже благовидной причиной смерти не озаботились?
– Не понимаю, о чем ты… – прохрипел Георгий.
– Кстати, о чем это я? – задумался вслух Костров. – Ты и впрямь можешь не понимать, поскольку всего лишь пешка. Приказали втереться в доверие – ты и втерся, да и не просто в доверие, а в постельное, так сказать, доверие. Совместил приятное с полезным. А Надежда ведь в курсе событий, как я веду расследование, – вытягивает сведения из меня клещами. Вот и ты, соответственно, в курсе – неужто не расскажет после упоительного совокупления? Давай по-быстрому, Жорик, по-родственному, так сказать: кто тебя нанял? Ответь на один-единственный вопрос. И поедем с богом. Но давай без уверток.
– Да пошел ты… – выдохнул Георгий.
– Ну ладно, – пожал плечами Костров. – Пошел так пошел. Тогда сразу и поедем с богом. Вставай, дружище, пока не применил меры воздействия. И с ногой давай осторожнее. Намотай на ус, что больница теперь у тебя будет только тюремная. Да поторопись, приятель, если хочешь, чтобы медики успели оказать тебе помощь.
Этот утомительный процесс продолжался минут тридцать. Попытки к сопротивлению пресекались. Георгий стоял, пошатываясь, с поникшей головой, а майор скручивал ему руки за спиной куском ржавой проволоки.
– Молчишь? – усмехался он, обозревая результат своих усилий. – Принял обет молчания? Ну молчи, Георгий, дело хозяйское. Пошли, дружище, солнце уже садится.
В этом было что-то личное, но он бы и под пыткой не признался. Задумчиво поглядывали местные хулиганы, облюбовавшие овраг. Воспрепятствовать не пытались, мирно отошли в сторону. Хулиганы были свои, советские. Больно было смотреть, как задержанный выбирается из оврага, пришлось помочь. Отыскался переулок, параллельный предыдущему. Георгий кряхтел, с усилием переставляя ногу. Сделал попытку раскрутить проволоку, за что и получил в ухо.
«Что же ты делаешь, ирод? – сокрушалась сострадательная аборигенка, развешивающая в палисаднике мокрые портки. – Это безобразие, я сейчас милицию вызову!»
Идея отличная, тянуть этот воз одному больше не было сил. Но милицию аборигенка не вызвала, ясное дело – погорячилась. На улице Лазурной гудели машины, выстроилась очередь желающих обогнать вяло ползущий автобус. До машины предстояло пройти квартал. Георгий спотыкался, с ненавистью поглядывал на своего мучителя. Домашнее трико пропиталось кровью. Оборачивались прохожие, что-то спросил добропорядочный советский пенсионер. Хоть удостоверение на лоб приклеивай! На участке, сквозь который прорвался Георгий, бегала осмелевшая собачонка, возился с досками брутальный небритый тип. Объявилась его половина, испугалась, обнаружив за калиткой посторонних, что-то забормотала своему супругу. Ретироваться эта парочка не успела, Алексей поманил мужчину пальцем. Тот поколебался, но подошел, при этом был смирный, как монах.
– Догнали все-таки, – констатировал он, с опаской поглядывая на стреноженного соседа. – Не ушел… Привет, сосед, ты как, нормально?
– Нормально, – процедил сквозь зубы Георгий.
– От нас не уходят, – сухо отозвался Костров. – Телефон в доме есть? Вызывай милицию, товарищ. Скажи, что КГБ убедительно просит, майор Костров. Не приедут через пять минут – будут всю ночь тренироваться.
– Понял, не дурак, – закивал сосед. Дернулся, чтобы бежать, но встал. – А куда вызывать-то?
– Туда, – кивнул Алексей. – К пятьдесят первому дому.
Он подтолкнул задержанного, и процессия двинулась дальше. Георгий брел, как белогвардеец на расстрел, губы что-то беззвучно шептали. До «Москвича» у тротуара было полквартала, добрели минуты за четыре.
– На месте стой, раз-два. Отступи в тень акации, Георгий, особо не показывайся.
Преступник буравил его колючими глазами, но подчинился, ушел с тротуара. Стоять было больно, он закусил губу. Алексей выдвинулся на проезжую часть, посмотрел по сторонам. Где наша доблестная милиция? Если не приедут в указанный срок, придется применять репрессии.
– Боишься, что не справишься один? – презрительно усмехнулся Георгий.
– Боюсь, что ты мне всю машину кровью уделаешь, – объяснил майор. – А мне это надо? Уделывай уж милицейский «бобик» – их все равно из шланга моют. Все, заткнись, приятель, стой смирно. Теперь разговаривать будем только в официальной обстановке – и под протокол.
Он закурил, выпустил на мгновение из вида своего пленника. Милиция все не ехала. Сумерки стелились по земле. Машин на дороге стало меньше. Впрочем, слева приближалась колонна автобусов с табличками «Дети». Никаких детей в них не было, шли порожняком на приличной скорости. Доставили ребятню в пионерский лагерь и возвращались. Светофор горел зеленым светом, колонна из трех автобусов успела