— Назад дороги нет. Пришёл – делай, что должен! — огласили мне приговор.
— Опять делать, что должен? Сколько можно. И кому я тут… А вы то, кто такая? Планета? Астра? Какая-нибудь Дарующая-Ворующая? С кем говорит мой разум? — решил я не сдаваться.
— Не имеет значения. Сейчас ты в моём кошмаре. Я сплю. Может, не сплю. Но этот пейзаж и есть то, чего я боюсь больше всего. Отсутствие Жизни для меня страшнее Смерти.
А сейчас ты войдёшь в Коридор Страхов… Своих страхов! Увидишь, что пугает тебя больше всего. Когда пройдёшь его до конца, тогда и попадёшь в Оракул Мудрейшей. Она предсказала, что проснётся в девятый и последний раз. Проснётся, когда придёт время. Когда найдётся тот, кто достоин её разбудить. Все считают, что это Бог. Но у Бога…
— Помощников много, — перебил я разговорившуюся тётеньку-планету, скумекав, что отсутствие жизни пугает только сами миры, а не их мамок – астр.
— И у тебя помощников много. Посмотрим. Подожду на выходе. Знай, что это путешествие придётся повторить. Сначала очнуться, а потом повторить. Ты же понимаешь, что грешными человеческими руками нельзя касаться того, что может трогать только Бог и его помощники.
— Понял. Ясно. Вижу, — отчеканил я и продолжил путь, впервые не сомневаясь, что шёл навстречу своим страхам.
Не успел подумать о раззявленной пасти какого-нибудь чудовища, сразу же получил по заслугам. Перед глазами появилась угрюмая пещера со входом в форме громадного звериного черепа с частоколом зубов. Белые остроконечные камни широкими основаниями были воткнуты в потолок, представляя собой верхнюю челюсть-арку, и в пол, являясь нижней челюстью с одним-единственным поломанным зубом, чтобы оставить проход неведомым богам и мне – кандидату в их помощники.
— Значит, это и есть страхи моего разума. Посмотрим, чего боюсь больше всего, — пробормотал я и, без всякой подготовки, собрался встретиться с парой Церберов дядьки Угодника, дюжиной отцов-близнецов с ремешками наготове, учительницей Павловной со стопкой непрочитанных букварей, ну, и с ненавистной корзинкой, доверху наполненной яблоками.
Наивно считал, что больше ничто не испугает. А вот напрасно. Как только углубился в полумрак подземного хода, почему-то названного коридором, мигом узрел всё, о чём никогда и не думал.
Первым ко мне подбежал мой двойник и, остановившись за пару шагов, начал пророчествовать:
— Санька, ты никогда не вернёшься домой! Санька, ты никогда не вернёшься домой! — повторял он раз за разом и таращился перепуганными глазками.
Я отмахнулся от себя – пессимистера, и пошагал, но не тут-то было. Двойник продолжил плыть впереди и причитать:
— Никогда не вернёшься… Никогда не вернёшься…
— Давайте лучше Церберов, что ли? Чего мне бояться не вернуться? Ещё как, вернусь. Никуда не денусь. Вот увидите, — подбадривал себя, но двойник не унимался.
Наоборот, он начал разделяться на мои копии, и уже через минуту на меня хором орало целых двенадцать пессимистических отражений.
— Что вы говорите? Интересно-интересно. Не вернусь? Как весело. Вы забыли, что я Галактическое достояние? — не успел похвастаться новым прозвищем, как вся банда из двенадцати пессимистеров в одно мгновение исчезла.
Но порадоваться мне не дали. На смену сгинувшим близнецам примчалась дюжина моих атласарских копий, и уже они запели и заголосили на всех языках новые страшилки, которых я опять ни чуточки не испугался. «Я же в мороке. Мне же не впервой с таким наваждением знаться», — подбадривал себя всякими способами, а сам всё равно прислушивался к незнакомой речи, которую почему-то понимал.
— Ты никогда не станешь собой! Ты останешься атласаром! Ты никогда не станешь собой! Ты останешься атласаром! — твердили мои инопланетные воплощения.
— Значит, стану философом Александриком-XII. И не нужно одиннадцать прадедов. Я же всю жизнь о таком мечтал. Что у вас следующее?
Но от атласаров-предсказателей отделаться не получилось. Они так и продолжили мурлыкать, даже после того, как навстречу мне шагнул монах из проваленного экзамена по Девяти шарам Будды и тоже начал запугивать.
«Ты не справился с испытанием! Ты больше никогда не найдёшь Реку Времени! Ты не справился…» — внушал монах, как обычно, не открывая рта, но очень «громкими» мыслями, от которых родные мурашки метались по всему временно атласарскому телу.
— Я уже знаю, где есть анабиоз. По-быстрому найду нужный адресатор с медицинским отсеком. Делов то. Посплю пару годиков, и домой, — попробовал отшутиться, но нисколечко не помогло.
Монах быстренько передумал и начал внушать, что я всё-таки сдам этот экзамен и узнаю Слово. Мало того, я узнаю секретное имя Бога.
— Я уже и так его знаю, — заявил я, и вдруг, все мои близнецы-пессимистеры и монах мгновенно исчезли. — То-то же. Напугали кошку грыжей, вот и стала она…
Не успев договорить свой откуп, я с разгона упёрся в здоровенный молельный камень со скрижалями. Но скрижали были не на кириллице, а поэтому я резонно предположил, что появившийся камень не из моей иллюзии, которую мастерил в византийском подземелье на радость Ротарику.
— Кто Ты?! — спросил меня громоподобный голос, и я замер на месте, боясь даже вздохнуть.
— Говорящий камень? — изумился, впервые столкнувшись со скрижалью, умевшей голосить.
— Ты не камень! Кто ты?!
— Не знаю, — еле выдавил из себя ответ.
— Где Ты? — пристал голос снова, и тут я подключился хвостиком в космическую розетку.
Расправил плечи, отдышался недолго, взглянул во мрак коридора и увидел всё того же монаха. Камень со скрижалями бесследно исчез, а я оказался на своём призовом допросе в неправильной Амвросии на берегу океана Гадеса. Только теперь меня допрашивало нечто, вселившееся в монаха. Но и сам я не был собой, потому как почувствовал, что стал сильным и уверенным, а из-за этого отвечал, как… Как Бог.
— Я Перед лицом Твоим! — заявил я после некоторого замешательства.
— Перед моим лицом Бог! — чуть ли не проорал монах голосом и зажмурился, явно чего-то испугавшись.
Я не стал смотреть на бедного монастырского служку и снова отказался от божественного происхождения. Но меня никто не послушал, и допрос-наваждение продолжился.
Сдаваться мне не хотелось. Бояться почему-то тоже. Наверно, именно это и стало причиной того, что моя сила воли смоталась в неизвестном направлении, и дальше всё произошло, как в кино. Мне задавали очередной вопрос, я отвечал. Меня снова спрашивали, я поддакивал.
— Но я не Бог! Я прах и пепел,—