или не придает ли оно ей скорее высшую, совершеннейшую красоту? Возьму для примера первого встречного индивидуума; с одной стороны, он похож на большинство людей, с другой — он изображает собою известную определенную индивидуальность. Посмотрим на дело совершенно прозаически. Человек этот должен жить, т. е. есть, пить, одеваться и т. д., иначе говоря, должен иметь средства к существованию. Обратись он за сведениями о том, как нужно вообще устроиться в жизни, к эстетику, последний не оставит его вопроса без ответа и, пожалуй, скажет: «Для того чтобы устроиться мало-мальски сносно, одинокий человек должен располагать годовым доходом в 3000; если он располагает 4000 — проживет и их; вздумает же жениться, ему нужно по крайней мере 6000. Деньги есть и будут nervus rerum [108], настоящим conditio sine qua non [109]. Я хоть и восхищаюсь поэтическими описаниями скромной жизни бедняков и охотно читаю эти идиллии, но вести такую жизнь самому?.. Нет, это скоро наскучит! Тот, кто принужден влачить подобное существование, не пользуется благами жизни и вполовину против того, у кого есть деньги и кто спокойно и безмятежно может почитывать упомянутые произведения поэтов. Деньги — одно из непременных условий жизни. Бедняк исключается из числа патрициев и навек остается плебеем. Итак, деньги имеют огромное и абсолютное значение, но из этого еще не следует, что всякий, у кого они есть, умеет пользоваться ими. Люди, постигшие это искусство, являются поэтому истыми избранниками среди патрициев»… К чему бы, однако, послужило подобное разъяснение нашему герою? Слушая эти мудрые сентенции, он бы чувствовал себя в положении воробья, которого заставляют танцевать торжественный полонез. Скажи же он эстетику: «Все это хорошо, да у меня не только что 3000 или 6000 годового дохода, а и крепких сапог на ногах нет», — эстетик, вероятно, пожал бы плечами и ответил: «Это дело другое, тогда у вас в перспективе только рабочий дом». Впрочем, если у эстетика очень доброе сердце, он, пожалуй, еще раз позовет к себе беднягу и скажет ему: «Я не хочу обескуражить вас вконец, не указав вам на самые крайние средства, которыми не следует пренебрегать и которые следует испытать прежде, нежели окончательно распроститься с радостями жизни, перестать дышать полною грудью, надеть смирительную рубашку и т. п. Вот эти средства: постарайтесь жениться на богатой, попробуйте счастья в лотерею, эмигрируйте в Америку, посвятите несколько лет на то, чтобы накопить денег, или, наконец, постарайтесь попасть в милость к одинокому богачу-старику и сделаться его наследником. Теперь наши дороги расходятся, но разбогатейте, и вы всегда найдете во мне друга, который сумеет позабыть о том времени, когда вы были бедняком». Вычеркивать с таким холодным равнодушием из жизненного обихода бедняка всякую радость, — какое ужасное, бессердечное отношение к жизни! А так ведь относятся к ней все денежные мешки; по их мнению, без денег нет и радости в жизни. Если бы я вздумал смешать тебя с подобными людьми и приписать тебе упомянутые мысли или слова, я был бы сильно не прав перед тобою. С одной стороны, у тебя слишком доброе сердце, чтобы ты мог питать в себе такие мысли, с другой стороны, ты слишком сострадателен, чтобы высказать их, если бы даже они и были у тебя. Я не хочу сказать этим, что бедняк, не имеющий денег, нуждается в подобном сострадании, но, по-моему, первое и наименьшее требование, которое должно быть предъявлено человеку обеспеченному, — это требование не гордиться своей обеспеченностью и не оскорблять людей, менее обеспеченных. Пусть себе человек будет гордым, Бог с ним; лучше, конечно, если бы он вообще не гордился ничем, но раз это так — делать нечего, с этим еще можно помириться, лишь бы только он не гордился своим богатством: ничто так не унижает человека! Повторяю, ты не принадлежишь к упомянутым эстетикам — ты только привык иметь деньги и умеешь ценить их, но никогда не оскорбляешь никого и даже помогаешь, где только можешь, так что твои проклятия бедности вызываются лишь симпатией к беднякам, а твои насмешки относятся не к самим людям, но к существующему порядку вещей, которым раз навсегда обусловлено материальное неравенство людей. «Прометей и Эпиметей, — говоришь ты, — были, несомненно, очень умны, тем удивительнее их недогадливость: излив на человека такие щедроты, они не наделили его в придачу деньгами!» Да если бы ты присутствовал при этом случае, ты не замедлил бы выступить вперед с такой речью: «Добрые боги! Спасибо вам за все ваши щедроты! Но простите мне мою откровенность: вы плохо знаете жизнь и свет! Человеку вашему не быть счастливым — ему недостает для этого еще одного: денег! Какой толк из того, что он создан господином природы, если у него нет времени властвовать над нею? На что это похоже — выталкивать такое совершенное творение на белый свет для того, чтобы оно металось в нем, как угорелое, гоняясь за куском хлеба? Можно ли так поступать с человеком?!»… И Бог знает, что бы ты наговорил им еще; раз попав на эту тему, ты вообще не скоро останавливаешься — у тебя ведь неистощимый запас рассуждений, остроумных сравнений, замечаний, главное же — насмешек. Тебе, вероятно, не приходит на ум, что твое насмешливое отношение к серьезным вопросам может соблазнить кого-нибудь или нанести кому-нибудь непоправимый вред. Тебе не приходит в голову, что человек, и без того неохотно несущий бремя жизни, увлечется твоим страстным остроумием, твоими вызванными сочувствием к его судьбе насмешками и станет нести это бремя еще с бо́льшим нетерпением и даже озлоблением? Не мешало бы тебе принять все это к сведению и быть осторожнее.
Итак, не у эстетика получит наш герой нужные ему сведения. Послушаем же, что ответил бы ему этик: «Долг каждого человека — в поте лица зарабатывать средства к жизни». Услышав такой ответ, ты, вероятно, сказал бы: «Долг! Долг! Старая и скучная история! Опять это вечное подтягиванье и урезыванье себя и своих потребностей!» Потрудись, однако, припомнить, что у нашего героя нет денег, что бессердечный эстетик не нашел, чем поделиться с ним, и что и у тебя самого нет лишних средств, чтобы обеспечить его будущее. Что же из этого следует? — То, что, если герой наш не вздумает сидеть сложа руки и мечтать о том, что бы он сделал с деньгами, будь они у него, ему поневоле придется искать иного исхода, нежели указанный эстетиком. Ты должен также согласиться, что этик, указывая ему на долг, говорит вполне серьезно, а не обращается с ним, как
