И всё это, безусловно, справедливо. Но, все-таки, никакой заговор, никакое переплетение шпионских, масонских и прочих сил не могло бы запустить такой чудовищный механизм революции. Это была малая содействующая её причина.
Главной действующей причиной революции была ожесточённейшая война российской либеральной и революционной интеллигенции против Императорской семьи, нацеленная на ограничение, а, по возможности, уничтожение русского самодержавия.
В основе политического конфликта, приведшего к революции, лежал масштабный цивилизационный конфликт.
С эпохи петровских реформ Россия была глубоко вовлечена в структуры западной цивилизации - пользовалась всеми её достижениями и болела всеми её болезнями, в том числе социальными и идеологическими.
На протяжении нескольких столетий главным историческим движением западной истории было установление всеобщего равенства - политического, юридического, социального. На пути движения к этому равенству уничтожались аристократии, монархии, привилегии Церкви, социально-экономические барьеры. Основной формой движения к равенству в Европе были революции, образец которых дала Французская Революция 1789-1794 гг.
Революционный взрыв угрожал тем основным структурам русской цивилизации, которые еще сохранились после петровского реформаторского поворота - в частности, самодержавию и Православной Церкви. Перед лицом этой угрозы царская власть в России переложила курс со стимуляции западничества на его сдерживание, на системное противодействие европейской революции и проникновению её в Россию, и, в то же время, на укрепление самобытных основ русской цивилизации и в культуре, и в общественной жизни, и в геополитике. Наиболее отчетливым этот курс стал с эпохи императора Николая I, когда главной задачей правительственной политики стала русификация и коренизация русских.
Однако наследием "правительственной вестернизации" XVIII и начала XIX веков стал обширный слой российской интеллигенции и полуинтеллигенции. Эта интеллигенция жила и дышала в ритме европейской истории, воспринимала Запад как Землю Обетованную. А политику правительства интеллигенция воспринимала как злокозненное недопущение в эту Землю.
Интеллигенция превратилась в системную оппозицию новому курсу на сохранение и укрепление исторической самобытности России. Чаще всего цивилизационный конфликт оппозиционной интеллигенции с правительством облекался в форму разговоров о "социальному вопросе", о ненависти к "насильникам и эксплуататорам". Но сущностью было именно стремление включить Россию в контекст "европейской революции".
Постепенно от критики и пропаганды оппозиционная интеллигенция перешла ко все более жестким способам борьбы с правительством - подстрекательству мятежей, бунтов и террору, включая цареубийство, жертвой которого стал император Александр II – что поразительно, самый западнически настроенный из последних русских государей.
Интеллигенция рассматривала историческую форму русской государственности - самодержавие, ставшую одной из определяющих особенностей русской цивилизации, как препятствие на пути модернизации страны по западному образцу.
Одна часть интеллигенции представляла себе подобную "модернизацию" довольно умеренно, в либерально-буржуазном духе. Другие видели её как социалистическую или коммунистическую революцию, которая разожжет пожар "Мировой революции". Но и те и другие рассматривали Россию как "отсталую страну", а самодержавие, как "тормоз развития", который следует устранить любой ценой.
Интеллигенция полагала, что без царя, опираясь на самодеятельность народных сил, свободы и прогрессивные европейские учреждения развитие страны пойдет значительно быстрее. При этом огромные усилия правительства по экономическому и социальному развитию страны игнорировались, так как они сочетались с политически консервативным курсом. Исцеление же России виделось интеллигенции именно на путях усвоения западных форм - это было общим убеждением и умеренных либералов, и самых радикальных коммунистов-большевиков, которые тоже считали своей "программой минимум" либерально-демократическую республику.
Культура и образование в Российской Империи стояли на очень высоком уровне, развитой была и городская жизнь, особенно в крупных городах, соответственно интеллигенция рассматривала себя как гражданское сообщество, которое способно взять управление страной вместо самодержавия и справиться с этим управлением.
Миллионы крестьян, «народ» к благу которого апеллировала оппозиционная интеллигенция, представлялся ей как чисто пассивная сила, которая, когда она будет высвобождена, начнет развиваться в направлении, заданном политической утопией интеллигенции и под её руководством.
Редких сомневающихся, пытавшихся задуматься о подлинных взаимоотношениях с народом, закидывали камнями. Именно так случилось с авторами вышедшего в 1909 году сборника «Вехи» инициатор которого литературовед Михаил Гершензон осмелился написать:
«Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, – бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной».
На следующие восемь лет понятие «веховство» превратилось в кругах интеллигенции в ругательство.
Вопроса о политической интеграции общества, о сохранении управляемости, перед оппозиционной интеллигенцией не стояло – казалось он решится автоматически. Спонтанным ходом народной жизни.
И это была центральная ошибка революционеров. На самом деле Российская империя начала ХХ века заключала в себе как бы две страны. С одной стороны, сравнительно компактная в демографическом смысле – 24 миллиона человек - городская Россия, которая жила примерно так же как любая европейская нация той эпохи.
Жизнь в Петербурге, Москве, Киеве, Варшаве, Одессе, Нижнем Новгороде, Саратове не сильно разнилась с жизнью в Вене, Будапеште, Берлине, Кельне, ни по качеству, ни по содержанию. Эта городская Россия строила нефтепроводы и аэропланы, ездила на автомобилях, сидела в кафе и пила чаи в своих усадьбах, писала стихи и симфонии. При этом нельзя сказать, что так жили только высшие классы. Если посмотреть на предвоенные фото молодого скорняка Егора Жукова, который вскоре станет бравым унтер-офицером на мировой войне, мы увидим молодого подающего надежды джентльмена.
Жители этой городской и усадебной России ощущали себя обществом, гражданским обществом, которое вполне способно к самоуправлению без участия постылого многим самодержавия и были уверены, что отлично проживут в конституционной монархии, как у просвещенных англичан, а может быть даже в республике.
Однако с этой Россией соседствовала огромная стапятидесятимиллионная Россия деревенская, существовавшая во многом в логике и ритме другой цивилизации. Её размеры еще и выросли за царствование императора Николая II на 50 миллионов человек – так сработали меры царского правительства по улучшению здравоохранения и питания, а значит и повышению выживаемости детей. При Николае II и, во многом, благодаря его личным усилиям понятие «Голод» начало уходить в прошлое.
Понятие это, конечно, изначально было пропагандистским и манипулятивным. «Голодом», подобным голоду 1891 года, на языке интеллигенции именовался недород, когда нехватка хлеба в тех или иных губерниях вела к недоеданию, эпидемиям и повышению смертности, в частности детской.
Ничего общего с тем голодом в виде физической смерти людей от дистрофии и даже каннибализма, каковой голод победившая революционная интеллигенция устроила народу в 1921 году в Поволжье или в 1932-33 году повсюду от Урала до Украины, царский «голод» не имел.