Муж успел приучить меня к самым крутым поворотам своей переменчивой судьбы, но его последний, прощальный маневр был что-то уж очень шустр и скомкан. Утром муж был, а вечером — нету. В одночасье все и кончилось. Думаю, земля у него под ногами горела. Крепко он на зтот раз подзапутался в долгах и бабах, и рубанул прямо по узлу. Как всегда, наплевать на все: на дом, дела, работу! Пора на очередную войну. Вел он перед отъездом себя вызывающе, словно проверял, смогу я на этот раз промолчать или нет. В последний день нашей совместной жизни я вдруг узнала, муж оказался потомственным казаком старинного сибирского рода, что-то из „Даурии“. Ему даже форму выдали: штаны с лампасами и фуражку, то ли в казачестве, то ли в военкомате. И отбыл он на этот раз в свой окоп казаком. Но это так, к слову, маленькая подробность.
Сегодня мы с дочкой в квартире одни, мама на даче. Моя девочка спит в соседней комнате в своей кроватке. Я не вижу ее, но чувствую, спит она крепко, одеялко на сбилось, дочке тепло и спокойно. Она свернулась калачиком, белые длинные волосы рассыпались по подушке. Поздно, пора ложиться и мне, завтра трудный день. Но сижу, тупо глядя в зеркало. Пальцы машинально купают комочек ваты в баночке с кремом. Первые слезы, как первые капли дождя, тянутся по лицу неспешно и лениво. Ватка не дает им сползти до подбородка, размазывает по щекам вместе с кремом. Мне нужно просто хорошо выплакаться, до полного опустошения, тогда растворится комок в горле, я усну легко и быстро. Зачем нужно было копаться в прошлом? Надо заставить себя зареветь, громко, отчаянно, до истерики. Растягиваю рот в плаксивой гримасе — в зеркале безобразная лупоглазая лягушка. Просто я забыла технологию плача. Так можно просидеть до утра, смахивая вялые слезы.
Проводила я мужа в последний раз по-человечески: вещи сама уложила, и жратву собрала. Пусть хоть напоследок все будет нормальным, нельзя сводить счеты под занавес. Дверь за ним закрыла, пошла картошку на борщ дочистила (картошка в этом году ничего, хорошая: зима к концу, а она не гниет, не чернеет), и заплакала. Тогда у меня хорошо получилось.
Больше о себе муж мой не напоминал. Так что легким февральским ветром выдуло его из моей жизни, я надеюсь, навсегда. Поиски бессмысленны, выбор небогат: либо мой муж на земле, либо успокоился наконец под землей. Ладно, был и сплыл. А может, всех нас переживет. Где-нибудь в Кургане, Каргате или Курган-Тюбинской области независимой республики Таджикистан, куда я его, собственно, и проводила. Муж хорошо умел и любил убивать, за этим и уехал, сказав на прощанье все, что требовал случай, про несчастных соплеменников, про то, что кто-то должен. Он любил эффектные фразы. Я выслушала его без возражений, вопросов не возникло.
Как узнать, жив человек или умер? Для этого обязательно нужна его фотография и обручальное кольцо. Привязываешь на шелковую нитку кольцо и держишь над фотографией. Так вот, если человек жив, кольцо будет вращаться по часовой стрелке, если мертв — против. Судя по-всему, мой муж своих детей осиротил. Я знаю, у него их трое. Девочка и мальчик после развода остались с его первой женой, третий ребенок — моя дочка. Не знаю, может быть, есть и еще. Скорее всего, муж и сам не знает точно, сколько у него детей. А о том, что он женат и ребятишки есть, он мне честно и откровенно признался сам, когда я была на третьем месяце и, черт с ним, решила законным образом оформить наши отношения. Он крутился вокруг меня с утра до вечера, даже в голову прийти не могло, что у него есть семья! Узнав правду, я без разговоров выставила его за дверь. Бездумно пошла к знакомому гинекологу. Утром положила в карман талончик, собрала вещи, обулась. Села на стул, посидеть на дорожку, подумала и сняла сапоги. Он вернулся через месяц, в паспорте чернел штамп о разводе. А я в свою зачетку грехов приплюсовала еще один.
Для моей свадьбы январь выделил самый холодный свой день. Пока ждали в коридоре загса на страшном сквозняке своей очереди среди других брачующихся (словечко-то какое!), я застудила большой зуб. Надо отдать боли должное, она нарастала постепенно, давая мне короткие передышки. Гости должны были съесть и выпить все, что на свадебном столе, они за этим пришли. Пока они не уйдут, мне надо улыбаться.
Это очень несмешная шутка, идти в такой день к стоматологу.
К вечеру от боли я перестала понимать смысл слов. По счастью, никто этого заметить уже не мог, все изрядно набрались, гостям было хорошо, мне очень плохо. Я из последних сил улыбалась, нажимая на ноющий зуб, и тихо кивала всем головой, как китайский болванчик. Когда мы с мужем наконец остались один, десна, казалось, раскалилась, а зуб равномерно гудел от боли, словно трансформаторный столб. К двум часам ночи я дотащилась зачем-то до кухни и сползла по стенке на пол. Сидела в свадебном платье в углу у горячей батареи, ткнувшись лицом в полотенце (чтоб не так было