Через недельку отсидевшийся в Франции Егор через знакомых еще с Москвы эмигрантов попал в квартиру Гоца, но сумел там оставить бумаги только со второго раза – постоянно кто-то крутился, приходили и уходили люди, да еще каждый старался расспросить «героя Трансвааля», так что пришлось при первом же удобном случае просто уронить их за комод и быстро уматывать обратно во Францию.
Дальше под мою диктовку было написано анонимное письмо консулу Соединенного Королевства, в котором неизвестный доброжелатель сообщал с подробностями, что видел в доме Гоца заляпанные кровью английские документы и подозревает, что они принадлежат пропавшим.
Отправили мы его уже из Лиона, туда же через несколько дней со всеми предосторожностями приехал и Никита, рассказавший, что в Женеве грандиозный шухер, даже круче, чем после убийства Елизаветы Баварской – науськанная британцами полиция хватала всех, кого можно было заподозрить в мало-мальской принадлежности к террору. Гоц арестован, как и все, кто имел неосторожность быть у него в квартире – там кроме английских паспортов нашлись и оружие, и прокламации, и даже что-то взрывчатое. Кроме того, повинтили человек сорок эмигрантов, десяток визитеров прихватила оставленная в квартире Гоца засада, под раздачу попала даже Засулич, как ранее причастная к террору, но ее быстро выпустили. Впрочем, большинство арестованных тоже довольно скоро освободили, да и оставшихся суд наверняка оправдает – прямых улик-то нет, но пусть месячишко-другой посидят в тюрьме, подумают.
А поскольку Гоц был своего рода «диктатором» боевого крыла эсеров, если не всей партии, то активность боевиков и создание структур террора будут надолго заторможены, сперва отсидкой, а потом разборками на тему «ай-яй-яй, а кто это сделал?».
Еще большой плюс, что вся эта история произошла практически на глазах Зеева Жаботинского, корреспондента «Одесского листка» в Италии и Швейцарии, очень кстати оказавшегося в Женеве. Ну то есть оказался он не то чтобы сам, а по моему вызову, и по моей же просьбе накатал телегу дедушке Гоца, Вульфу Янкелевичу Высоцкому, крупному купцу и активному сионисту. Главная мысль в письме была, что деятельность внука ведет лишь к озлоблению против иудеев, недоверию и притеснениям, и было бы куда как лучше вкладываться в еврейскую колонизацию Палестины. Бог даст, пойдут деньги «чайного короля» не Гоцу и его террористам, а на более мирное дело.
* * *
Вытащив из бумажника купюру в пять франков с номером 927D619, я принялся составлять телеграмму Савинкову. Так, у нас франк, значит, «Наши французские поставщики». Номер состоит из двух групп цифр по три и одной буквы посередине – «группа из трех компаний господина D. и конкурирующая группа также из трех компаний», цифры «должны провести встречу сентября двадцать седьмого дня в Лионе после встречи июня девятнадцатого дня в Гамбурге». Завершаем стандартным «телеграфируйте инструкции» и подписью.
Сдав бланк в окошко телеграфа и уплатив требуемую сумму, я вернулся в гостиницу, где меня нашел Медведник. Выглядел он сущим латиноамериканцем – чернявый от природы, да еще я насоветовал, особо не объясняя зачем, побольше времени проводить на солнце. Свежий загар хорошо лег на не успевший сойти южноафриканский, так что получился вполне такой смуглый Гомес или Перес.
– Патрик проявился. Отписал, что это были не агенты Скотланд-Ярда, а люди Сесила Родса.
– Так он же помер! – удивился я. – В начале весны, что ли.
– Ну да, точнее, люди компании Родса, Де Бирс Консолидейтед Майнс, искали следы алмазов Кимберли. У них были информаторы среди потенциальных покупателей, и как только алмазы засветились в Риме, группа выехала по наши головы.
– Нам еще сильно повезло, что это «частная» группа, а не профессионалы из какой-нибудь правительственной службы, там бы мы живы не ушли.
– Ну да, – печально согласился Егор и принялся разглядывать улицу под балкончиком номера. Судя по его вздохам и взглядам, которые он бросал в мою сторону, его что-то тревожило.
– По-моему, ты что-то хочешь спросить.
Егор повернулся ко мне, нахмурился и сделал неопределенный жест руками – то ли развел ими, то ли взмахнул, а потом решительно задал вопрос:
– Зачем мы подставили эсеров?
– Сам никаких причин не видишь?
– Разве что пустить полицию по ложному следу, но это подло, они все-таки наши товарищи, революционеры.
– Подло, значит… Хорошо, постараюсь объяснить, – я тоже нахмурился и задумался, чем пронять Егора. Высокие материи он не любит, надо как-то через его опыт зайти… Точно!
– Вот ты воевал за буров, так?
– Ну да, два года, – согласно кивнул Егор.
– Убивал?
– Конечно, это же война, – парень пожал плечами. – В тебя стреляют, ты стреляешь…
– Трудно убивать?
Медведник задумался, что-то вспоминал, потом поднял взгляд.
– Первого очень страшно было, мы налет на пост делали, я в часового из винтовки стрелял. Может, и не я, но когда увидел, как ему полголовы снесло, так замутило, что меня буры под руки вели.
– А потом? Второго, третьего?
Егор опять ушел мыслями туда, на юг Африки, в партизанский буш, где гремели копытами и упряжью кони, громыхали залпы винтовок и давно не мывшиеся бойцы прорывали колючую проволоку между блокгаузами.
– Потом легче, привыкаешь.
– Вот именно. Человек такая скотина, что ко всему привыкает, и к убийству тоже. И в нашем деле это очень, очень опасно – сперва ты убиваешь явных врагов, потом привыкаешь любую проблему решать устранением человека. И начинаешь потихоньку убивать уже не то чтобы врагов, а так, оппонентов. А потом тебе товарищи говорят что-то не по нраву. И ты думаешь, а не враги ли они, и не убить ли их, чтобы все стало хорошо. И наконец, когда вокруг тебя уже некому сказать, что ты из революционера стал просто убийцей, ты посылаешь людей на смерть просто за косой взгляд в твою сторону. Я, конечно, утрирую, но суть именно в этом – людей, способных удержаться на этой дороге и не стать чудовищами, очень мало, большинство будет радостно стрелять назначенных врагами.
– Но ведь революции без крови не бывает! – пылко возразил Егор.
– Не бывает, – согласился я. – Но не стоит ее множить. Революция – она как громадный камень на вершине горы, рано или поздно он стронется и покатится вниз, увлекая за собой другие камни. А мы можем только слегка подправить его движение, чтобы лавина раздавила не всю деревню в долине, а только хижину пастуха.
– Но это тоже чья-то смерть!
– Ну да, мы всегда будем мучиться выбором, его моральностью, всеми этими слезинками ребенка.
– И как выбирать?
– Знаешь, был такой вероучитель в Индии, Будда Шакьямуни, – решил я закамуфлировать свои сентенции под восточную притчу, – так он считал, что в