Безбородко и ухом не повел, услышав эту новость. Или тоже знал (почему тогда не доложил?), или, что более вероятно, считал, что у меня могут быть свои секреты и только мне решать, делиться ими с ним или нет.
— Так или иначе, Государь, на нас в ближайшей перспективе может надвинуться объединенная Европа.
— С Францией во главе?
— Париж, как и Лондон, выжидает. Но французы куда более решительны англичан. Вы позволите мне проиллюстрировать свою мысль новой карикатурой?
— Показывай. Хочу заметить, что форму своего доклады ты выбрал наглядную и… занимательную.
Безбородко поклонился и взял со стола новый газетный лист.
— Вот картинка конца прошлого года. На ней изображена спальня с умирающим королем Станиславом. Три персонажа в виде шаржей на монархов России, Австрии и Пруссии делят золото, сиречь польское наследство. Турок выходит из комнаты, в дверь в которую заглядывает король Георг. И лишь французский священник в сутане соборует поляка, не оставляет его в последний час. Более чем, очевидные аллегории.
— Не очень-то Париж помог Варшаве, — хмыкнул Подуров.
— Это правда, Тимофей Иванович. Но сие не означает, будто король Людовик и его министры будут и дальше сидеть сложа руки. Прошу: самая свежая карикатура. Горящий дом с надписью Европа. Король Франции его тушит. Ему помогают австрийцы и другие немцы, англичанин путается под ногами. Русские отсутствуют, но нетрудно догадаться, что их считают главными поджигателями.
— И что это значит? — нахмурился я.
— Что Франция готовится вмешаться в европейский конфликт.
— А как дела с Турцией, с Испанией?
— При дворе султана разброд и шатания. Партия реваншистов поднимает голову. С учетом традиционного влияния Парижа в Царьграде, следует ожидать, что османы могут очнуться от спячки, если в их карманах забренчит французское золото. А Испания… Мадрид далеко и еще с прошлого века предпочитает не лезть в общеевропейские дела. Ему с колониями забот хватает.
— Ну что ж, давайте поблагодарим Александра Андреевича за столь обстоятельный доклад и перейдем к делам военным. Ваша очередь, Тимофей Иванович.
Иностранные газеты убрали. Их место заняла подробная карта. Подуров вооружился указкой.
— Начну с севера. Никитин захватил Ригу, в настоящий момент выдвинулся на Ревель. После помощи, оказанной ему флотом, трудностей в Остзейском краю не ожидаем. Бароны курляндские, лифляндские и прочие бегут в Кенигсберг.
— Как я понимаю, Балтийский флот взял на себя прибывший из Лондона Грейг?
— Так точно! Два фрегата с офицерами, чтобы времени не терять, прямиком двинулись в Стокгольм. Принесли присягу — Зарубин принимал — и сразу на шведские корабли. Надо отметить, шведы — народ дисциплинированный, экипажи послушны русским капитанам.
— Шведов и всех причастных к рижской виктории наградить, Грейгу передать мою личную похвалу.
Подуров кивнул и продолжил:
— Предлагаем. Дивизию Зарубина перебросить кораблями из Швеции в Ревель, заменив егерей ландмилицией из чухонцев. Туда же подойдет дивизия Ожешко из Петербурга. Образовавшийся полуторный корпус во главе с Никитиным выдвинуть в Восточную Пруссию и приступить к осаде Кёнигсберга. За счет подходящих резервов из белорусских и литовских земель доформируем наконец армию «Север» до полного штата.
— Идея со столицей Восточной Пруссии правильная, но мы ее подкрепим флотом и действовать прикажем более решительно.
— Морская блокада?
— Нет. Одновременный штурм с суши и с моря.
— Где ж такое видано, чтобы корабли бастионы штурмовали? — вмешался в дискуссию Суворов.
Эх, Александр Васильевич, сказал бы я… Очень даже видано, только исполнитель еще до адмирала не дорос. Федор Федорович Ушаков пока дослужился до капитан-лейтенанта и получил под свое начало фрегат «Северный орел». Ну да ничего, Грейгу в храбрости не откажешь, он из породы тех моряков, кто идет до конца.
— В Риге собрать все гребные галеры. Приказать Чумакову установить на них «Ракетницы».
— Бомбардировка с моря! — догадался Суворов. — И штурм с суши. Эх, мне бы туда!
— А вы, генерал-поручик, набросайте наставление для штурма. Никитину пригодится.
— Слушаюсь.
— Когда же ему наставлениями заниматься, если он армию «Центр» на Берлин поведет? — заступился за подчиненного Подуров.
— То есть так вы решили? — я упер взгляд в генералов. — По пруссакам с двух рук решили палить. По Берлину и Кенигсбергу.
— Выигранная битва не есть победа в войне, — откликнулся Суворов. — Могу первые полки на Познань двинуть уже сейчас. Но нам сильно не хватает офицеров. Ладно, мушкетов, пороха изрядно взяли в Польше и у Фридриха, продовольствие тоже есть. Но кто будет учить взятых по призыву?
Я глубоко задумался, разглядывая карту. Новые полки — явно расходный материал, поставить их в огромные штурмовые колонны, протыкать ими строй европейский армий — не велика задача. Меня больше беспокоило другое. Потянем ли мы войну «на два фронта»?
— А Австрия? Что будем делать, если нападут?
— Овчинников справится, — Подуров пошелестел бумагами. — У него за счет богемцев и местного населения армия увеличилась. Даже еврейский кавалерийский полк появился. Подкрепим его за счет навербованных польских батальонов.
— То есть, 2-я армия стоит за Вислой и охраняет наш южный фас.
— Так точно.
Я решительно хлопнул ладонью по столу.
— Принимается!
Безбородко кашлянул, привлекая к себе внимание.
— Сказать что хотел, Александр Андреевич?
— Я бы не торопился с захватом Берлина, Ваше Величество.
Военные принялись сверлить министра иностранных дел свирепым взглядом.
— Поясни, Саша, свою мысль.
— То, что от опухоли в виде Восточной Пруссии нужно избавляться, я не спорю. А вот лезть в самый центр Европы я бы погодил. Нам нужны союзники. Против всей Европы мы не потянем.
— Это кто же нам союзником станет? Битые в хвост и гриву пруссаки? — не удержался от шпильки Суворов.
— Временным — почему бы и нет? — спокойно отреагировал Безбородко.
— Я подумаю!
Мой ответ генералов удивил, но никто спорить не стал. Совещание завершилось.
— Шешковский, задержись! — остановил я двинувшегося на выход Степана Ивановича.
(1) В настоящее время острова не существует. Рукав Вислы был засыпан, но район под названием Казимеж остался. В XVIII веке его считали отдельным городком.
Глава 16
Мой тайник, сохраняя полную безмятежность, вернулся к столу и вопросительно на меня посмотрел.
— Вопросы к тебе появились, Степан Иванович, — стер я с его лица показное спокойствие.
— Верой и правдой…
— Первый звонок для меня прозвучал, когда