А насчёт сидел и прислушивался к происходящему за стеной в Казани… Ну, так не только он один не спал, оставшаяся сотня, даже сотня с приличным гаком, тоже не сомкнула глаз. А ну как всё это ловушка? Перебьют его бойцов в городе и ломанутся татаровья в ночную вылазку. Урусы же дрыхнут ночью. Его ратники не дрыхли, сидели возле заряженных фальконетов и сжимали в руках не менее заряженные мушкеты с пищалями. Сидел рядом с Юрием Васильевичем и брат Михаил, клевал носом, но крепился, на храп не переходил. А иногда вздрагивал и уши наводил на стены. Там чего-то происходило. Потом под светом свечи восковой выводил на листке:
«Стреляли мобуть»?
Ночь же всё тянулась и тянулась, словно и не собираясь заканчиваться.
Событие сорок второе
Бережённого бог бережёт, а не того не этого — конвой стережёт. Не зря всю ночь не спали. Что-то видно у заговорщиков пошло не по плану. Боровой под утро всё же задремал. Не на кошме в палатке, а в шезлонге рядом с потухающим костерком. Всё же весна ещё, и ночи холодные. Да и от реки сыростью и холодом потянуло, вот и велел Юрий Васильевич костерок запалить и подсел к нему. Ну и понятно от тепла разморило. А тут словно толкнуло что, открыл глаза, а народ палит из мушкетов и фальконетов по воротам, а оттуда волна всадников накатывает. Боровой тряхонул спящего рядом на таком же креслице монаха. Тот подскочил, но быстро понял, что к чему, и сунул в руку князю двуствольный пистолет.
Видимость так себе. От реки не очень густой, но всё же туман поднялся, и мгла предрассветная. Небо после вёдра вчерашнего тучками заволокло, ни звёзд, ни Луны не видать. Однако, совсем темнотой не назовёшь, всё же светает уже. Людей, что палят по воротам видно, да и тех, кто от ворот навстречу ломится можно разглядеть. Тени такие на фоне светлой стены городской.
— Пищаль? — Юрий Васильевич повернулся к монаху. Тот руками развёл. Точно. Он же отдал её князю Серебряному. А то тот только с саблей в экспедицию намылился. А ну как на каких разбойников попадёт.
Бой же разгорался. Видимо и ратники некоторые закемарили под утро и теперь, разбуженные выстрелами, сразу включались в бой. У всех же с вечера пищали с мушкетами заряжены. И фальконеты стреляют. Их мощные выхлопы света и дыма легко отличить от другого огнестрела.
Кто бы не пытался вырваться из города, но он явно не рассчитывал наткнуться на сотню мушкетеров и двенадцать дробовиков — фальконетов. Не прошло и пяти минут, как бой закончился. Больше от ворот никто не скакал. Ратники зарядили снова ружья и, вытащив сабли, пошли добивать раненых и трусов.
Через час пленные рассказали, что это было. Глава прокрымски настроенных феодалов бек (можно и как князь перевести) Чапкын Отучев отбился от первого наскока Булата Ширина и сумел с пятью десятком воинов пробиться к выходу из города, заснувшие охранники приближение беглецов проворонили и были вырезаны, но своё дело сделали. Крик и шум прочий подняли. Ратники Скрябина и Ляпунова, оставленные в засаде, успели и проснуться почти все, и порох на полках проверить, и фитили на замках запалить. Выскочили татары из ворот, а там пули навстречу густо летят. Почти все и полегли, в том числе и Отучев. Некому больше будет восстание поднимать. Если только в аду против чертей. Сковороды у них больно горячие.
Глава 15
Событие сорок третье
Жители казанских посадов и сёл соседних из города начали выходить после обеда. Русская же «лодочная рать» скучковалась на самом юго-западе полуострова что ли, на котором стояла Казань. Ясно, что братской любви выходящие из города люди к русским не испытывали. Они сожгли их дома и полностью лишили всего имущества, много ли с собой в нескольких баулах утащишь. Скотину тоже русские сожрали, ту которая не спряталась и не разбежалась по окрестностям. Тысячам людей придется теперь жить начинать с начала.
Юрий Васильевич наблюдал за этим исходом и представлял, что всего через два года в великом пожаре 1547 года вот так же будет полностью уничтожена Москва. И даже тех тюков, что прихватили казанцы, у москвичей не будет. В чём выбежал из дома, то и твоё. Так ещё и погибнет полно людей. За два пожара 1547 и 1571 года стотысячный город превратится в тридцатитысячный.
Он, конечно, попытался ситуацию чуть подправить. Теперь все бояре и князья на свои деньги содержали четыре пожарные команды каждый. Бочка литров на четыреста с водой на телеге, как в фильме «Волга-Волга», возчик и два молодца с вёдрами. Чтобы не бездельничали, люди черпают из московских рек воду и предлагают её за деньгу сто литров всем желающим. Бизнес этот у бояр не сказать, что процветает, но пару рейсов каждый за день делает. И главное условие, к ночи все бочки должны быть в пределах города и полные воды.
Это мелочь. Сотня, ну полторы сотни бочек на тысячи и тысячи домов в Москве. Понятно, что против таких серьёзных пожаров, когда весь город выгорает, это не поможет. Юрий теперь у брата пытается ещё один прожект выбить. Возле каждого дома должна стоять такая же бочка с водой на случай пожара, а на пустырях или на специально отведённых местах должны быть пожарные котлованы. Пока бояре активно сопротивляются принятию такого указа. Опять для них лишние траты. Ну, дождутся пожара через два года и бунта за ним. Полетят их головушки. Глинского одного точно убьют и ещё кого-то вместе с ним, не помнил Боровой, да сгорит всё их добро и тогда такой указ легко примут. Только сколько ущерба стране и сколько погибших людей. Нужно будет ещё и митрополита Макария подключить к продавливанию указа о противопожарных мероприятиях.
Люди выходили и живописными таборами останавливались на том месте, где всего несколько дней назад стоял их дом. Теперь все деревянное сгорело, а саманные или мазанные глиняные стены домов частично завалились, частично погребены недогоревшими обломками кровли. И только дома знатных беков всяких и мурз из камней сделанные стоят такими островками почти нетронутыми, огонь каменные стены лизал, конечно, но не справился, лишь закоптил.
Люди выходили из ворот и узрев остатки былого благополучия принимались стонать, плакать и посылать хулу на головы проклятых урусов. Так это ещё не все беды. Русские ратники