Он взглянул на меня, неуклюже вытер лоб рукавом и продолжил:
— Я часто брал мальчишек в подмогу, обычно кого-то помладше и победнее, проще говоря, голодных оборванцев, да вот недавно очередной шельмец вздумал меня обокрасть. Я его, конечно, вздул, но решил, что больше никого брать не буду.
— Так почему взял меня?
— Кто ж его знает? — задумался крысолов, а потом сказал: — Взгляд у тебя был неправильный. Обычно у оборванцев глаза плутоватые и отчаянные. Крысиные глаза! Эти мерзавцы могут в любой миг и укусить, и удрать, и зареветь. Всё, чтобы выжить. А ты смотрел, как овца: жалобно, бессильно и глупо. Такого всякий захочет ударить или обдурить. Я тебе помог, а дальше сам. Превращайся в крысеныша, иначе тебя сожрут!
Я замолчал, обиженный до глубины души. Это я-то овца? Да я… я же… я всю страду работал наравне с мужиками! Я чуть не сдох от ядра кровавого зверя! Пошел поперек старосты… Хотя кому я вру? От старосты я попросту сбежал, и в первый же день в городе меня обокрали, скорее всего, из-за этого перепуганного овечьего взгляда. Даже мелкий Сверчок выглядел опаснее и увереннее.
Мы дошли до постоялого двора. Я привычно распряг лошадь, отвел в конюшню, принес ведро воды, чтобы ополоснуться, потом сбегал на кухню за оставленной для нас едой. Значит, это в последний раз. Завтра крысолов уйдет, и я снова буду один. Тогда больше нельзя медлить!
— А расскажи про культ, — спросил я о том, о чем боялся заговорить весь месяц. — Ведь новусом можно стать только там? Кого туда берут? Большую ли плату требуют?
Крысолов чуть не поперхнулся холодной кашей.
— В новусы метишь? А ведь только что в крысоловы просился. Забудь! Не бывать тебе новусом.
— Почему?
Хозяин широко зевнул, прогоняя дрему. Даже холодная вода не помогла взбодриться.
— Почему… Знаешь, что такое культ? Это вроде как цех, только учат там не шкуры дубить или по дереву резать. Какой цех самый лучший? Где получают больше денег? Где выше дома и богаче платья у жен?
— У мастеров по золоту, — неуверенно ответил я.
Все же я немало насмотрелся на чужие дома и более-менее понимал, кто есть кто в городе.
— Нет. Самые богатые, самые сильные и самые знатные — это люди из культов. Они владеют всеми землями в Фалдории, они правят городами и деревнями, они решают, идти войной или жить миром. Выше них только королевская семья. Так зачем им брать нищего мальчишку без роду-племени? Всякий купец, всякий мастер и всякий воин в Фалдории мечтает, чтобы его сына взяли в культ. Ради того они платят золотом! Сызмальства учат детей! Выискивают знакомцев повлиятельнее! А что есть у тебя? Руки, ноги и сопливый нос?
— Я… — проблеял я и замолчал.
А что у меня есть? Отчимов меч, кошель серебра и проглоченное ядро.
— Да и зачем оно тебе надобно? Живи свободно. Каждый новус клянется вверить свою жизнь культу. Магистр повелит тебе пойти и повеситься, и ты должен будешь выполнить приказ. Ни один не может переступить через волю магистра, комтуров, маршалов и командоров культа. Правда, нигде, кроме как в культе, ты и не получишь особые знания.
— Я знаю слова, — тихо сказал я. — И уже проглотил ядро кровавого зверя.
— Брехня, — тут же ответил крысолов. — Тебя обманули. Никто, кроме культистов, не знает слов! А без слов нельзя съесть ядро и выжить. Не знаю, что ты там сожрал и какие слова слышал, но это наверняка брехня. Если кто-то из культа проговорится, то сразу умрет. Даже под пытками они молчат.
Он снова задумался. Или задремал? Из-за низко нависающих бровей не было видно, открыты ли у него глаза. Я тоже молчал. Что бы ни говорил крысолов, я уверен, что отчимовы слова — те самые, и ядро то самое. Отчим и впрямь умер, но от чего? От сказанных мне заветных слов или от ран, полученных из-за кровавого волка? Был он культистом? Чем больше я узнавал о культе, тем любопытнее становился.
Вдруг крысолов рассмеялся:
— А что, хорошая шутка выйдет! Так и сделаю! Принеси-ка мою сумку!
К этому времени мы обжили одно стойло в конюшне, как некоторые не обживают даже дома. Я прибил доски к стене, вогнал железные гвозди, а крысолов разложил и развесил всё свое добро. Мы сложили солому в две большие кучи, на которых спать было мягче, чем на собственных боках, обзавелись мисками да ложками. Я даже сколотил низенький столик, чтоб удобнее было есть. И всё это закончится завтра. Вряд ли тавернщик позволит мне остаться еще на одну ночь!
Я передал крысолову его сумку, он недолго пошарил, вытащил бронзовую бляху с вычеканенным узором и протянул ее мне.
— Держи. Это печать культа Ревелатио. Их командор — скряга, каких свет не видывал. Заплатил мне лишь за первую сотню хвостов, потом сказал, что ему некогда каждый день возиться со мной и считать дохлых крыс, пообещал заплатить в конце. Я убил не меньше пяти сотен крыс. Они там кишмя кишели! А в конце командор сунул мне эту печать и сказал, что она дороже любого золота. Вот и поглядим, соврал он или сказал правду.
На бронзовом кругляше явственно проступали резкие неровные линии, которые никак не складывались в одно целое. Я покрутил его так и сяк, но так и не понял, что там было вычеканено.
— Не знаю, поможет тебе эта печать или нет, — добавил хозяин. — Когда придешь туда, покажи ее и скажи, что ты от Алого крысолова. Скажи, что командор культа должен мне, и я взыскиваю с него этот долг.
— Спасибо! Да поможет тебе древо Сфирры! Да протянет оно свои ветви над тобой! — выпалил я слова хранителей корней.
— Будет тебе, — снова рассмеялся крысолов. — Я думал продать эту печать какому-нибудь жирному купцу, но позабавиться над тем жадным командором будет даже лучше. Если когда-нибудь встретимся, расскажешь, как выглядело его глупое лицо!
Я снова от всей души поблагодарил крысолова. Его наставления, его щедрая плата, его последний дар… За все время он ни разу не обделил