Белова улыбнулась и пожала плечами.
— Он ведь хотел сделать это для меня. Чтобы я получила отчество. Ему самому оно было незачем.
— Ваш батюшка достойный человек. Это главное, — вдруг заявил Шуйский. — Оттого, что у меня появилось отчество, я не стал другим человеком. Я остался собой.
Алиса дернулась, словно собиралась обнять князя, но остановилась и нервно поправила упавший на лоб локон рыжих волос.
— Вы правы, — согласился я, и мы обменялись с Беловой взглядами, которые говорили больше слов.
Она протянула мне руку, и я с чувством ее пожал. Мы зашагали по коридору в сторону выхода.
На крыльцо здания суда мы вышли аккурат в тот момент, когда машина Свиридова выезжала за ворота. Оцепление жандармов не пропустило посторонних к зданию, так что на выходе бывшего судью не окружили любопытные репортеры.
— Скорее всего, они попытаются узнать подробности заседания у особняка, — пробормотал Шуйский, наблюдая, как толпа провожает черное авто.
— Думаю, вы номер два в их списке, — произнес я. — Как группа, которая смогла распутать сложное дело о взяточничестве и сращивании системы с криминалом.
— Буквально герои, которых заслуживает этот город, — вставила Нечаева.
— А если вы появитесь перед репортерами вдвоем… — продолжил я подливать масла в огонь.
Шуйский и Белова переглянулись. И Алиса зябко поежилась, словно ей на миг стало холодно. Видимо, такой расклад не вписывался в их планы.
— Надеюсь, отдел по работе с репортерами уже назначил конференцию, — произнес Шуйский, и Алиса как-то странно покосилась на него.
Мне подумалось, что вчерашняя лицеистка и стажер жандармерии очень боится выступать на конференции и отвечать на неудобные вопросы.
— Эх, назначить бы специального человека для общения с репортерами! — произнесла Белова. — Чтобы не отвлекать жандармов от работы.
— Хорошая идея, — ответил Дмитрий. — Человека, который умеет общаться с репортерами от лица жандармерии. Кого-то способного складно говорить и разбираться в законах.
— И еще этот человек должен вызывать доверие и нравится людям, — подхватила Алиса.
— Такое предложение нужно обдумать, — кивнул князь, бросив на меня проницательный взгляд.
На этом мы и попрощались. Я сослался на прием, который должен был вот-вот начаться, и мы с Нечаевой направились к машине. Шуйский с Беловой покинули территорию вместе с жандармами.
Уже на парковке я понял, что Арине Родионовне будет некомфортно в одном салоне с Гришаней. Поэтому пришлось вызвать такси, хотя моя спутница и противилась такому решению.
— До офиса ехать не так долго, — растерянно произнесла она. — Все будет хорошо.
Но я все же махнул рукой свободному извозчику, и он тотчас подкатил к нам.
— Мне будет спокойнее, если вам не придется ехать с этим человеком в одной машине, — пояснил я.
— Вы не доверяете мне или ему? — уточнила девушка, усмехнувшись. — Полагаете, что я попытаюсь выцарапать ему глаза?
— Пока Гришаня для нас посторонний, — честно ответил я. — И в свете того, что я о нем узнал, не хотелось бы, чтобы он делал выводы относительно вашей природы. Не удивлюсь, если его натура пожелает спровоцировать нападение.
— Очень может быть, — нехотя согласилась девушка и позволила мне открыть перед ней дверь в салон.
— Встретимся в офисе, — произнес я на прощание. Сам же направился к машине Гришани.
— Ну? Как прошло? — живо поинтересовался парень, едва я сел на задний диванчик.
— По плану, — ответил я. — Свиридов получил бессрочную ссылку с запретом занимать судейский пост и рекомендациями тихо встретить старость где-нибудь в Московии. Под пристальным присмотром жандармов.
— Ага, — пробормотал водитель, заводя двигатель. — Вот оно что.
Голос парня прозвучал слегка расстроенно. Но свои истинные эмоции Гришаня умело скрыл. Машина неспешно покатила к офису, я же откинулся на заднее сиденье и довольно вздохнул. Одно дело, наконец, завершилось. Теперь необходимо провести прием клиентов, а затем разобраться с полным странностей делом Миши…
А еще надобно как можно быстрее найти Щукина, который отчего-то упорно не хочет покидать город, чтобы залечь на дно. И как я не старался попытаться понять его, мотивы бывшего жандарма оставались для меня загадкой. Он не сможет подобраться ко мне или бабушке. Маргарита находится в монастыре, и даже если Щукин соберет целую армию призраков, они не смогут попасть на святую землю. Отца же охраняли шаманы нового отделения. И Щукин уже наверняка об этом знает. Знает он и то, что по его следу идет не только жандармерия, но и кустодии. Но тем не менее продолжает напоминать о себе.
— Прибыли, мастер.
Погруженный в раздумья, я и не заметил, как машина въехала в арку двора, но голос Гришани привел меня в чувство.
— Спасибо.
Я вышел из авто, поднялся по ступеням крыльца и открыл дверь в жилое крыло, чтобы оттуда наблюдать за тем, что творится в приемной:
— Будете мне дерзить, я вас совсем отменю!
Голос Яблоковой был первым, что я услышал от дверей. У стола секретаря стояли двое мужчин, один из которых, судя по одежде и манере держаться, был явно из аристократов. Это был мужчина за сорок. Он стоял ко мне вполоборота, и я мог рассмотреть на его холодном лице гримасу презрения. Вторым же был парень лет двадцати, явно секретарь первого. В руке он держал кожаный портфель. За столом же, откинувшись на спинку кресла, сидела Людмила Федоровна, и вид у нее был раздраженным.
— Отмените? — не понял аристократ.
Яблокова открыла верхний ящик стола, достала тетрадку с черной обложкой, на которой было выведено белым карандашом «Тетрадь отмены».
— Впишу вас в эту вот тетрадку, и вы никогда не попадете на прием к мастеру Чехову, — язвительно произнесла она, повертев книжицей перед гостями. — Павел Филиппович — лучший адвокат города, даром что стажер. К нему запись за полгода. Поэтому хамов и грубиянов я записываю в эту вот тетрадку. Если ваше имя в ней окажется, то будь вы даже хозяином Камчатки — к некроманту нашему не попадете. Это я вам гарантирую. Но вы можете проверить…
С этими словами женщина медленно распахнула тетрадь и взялась за ручку.
— Как правильно: «аблигация» или… — пробормотала она себе под нос.
Мужчины быстро переглянулись, презрительная маска мигом сползла с лица аристократа:
— Зачем же сразу отменять? — залебезил он, пытаясь изобразить некое подобие смирения. — Простите, наше знакомство началось не с того. И я приношу свои искренние извинения. Надеюсь, вы примете это в знак примирения.
Он кивнул спутнику, и тот достал из портфеля коробку конфет и бутылку янтарного напитка. Яблокова со скучающим видом приняла дары, небрежно бросила конфеты в верхний ящик