Дохожу до двери, нажимаю на ручку. А потом оборачиваюсь.
— А что будет с Гордеем? — зачем-то интересуюсь я.
— Пока не знаю. Но он сам этого хотел.
— В каком смысле? Он хотел, чтобы его арестовали?
— Да! Иначе вы не выбрались бы оттуда живыми.
Глава 27
Таисия
Домой меня везёт чёрный тонированный внедорожник. Я помню водителя. Это он привозил нас на встречу с Дымом.
Смотрю в спину мужчине за рулём. Почему он здесь, на свободе, а Гор нет? Рациональная часть меня кричит, что всё закономерно. Преступники должны сидеть в тюрьме. Это справедливо. А дурная часть, которая отвечает за эмоции, категорически не согласна.
За окном мелькает городской пейзаж. Такой обычный и такой чужой теперь. Моя жизнь разделилась на «до» и «после». И я теперь смотрю на мир другими глазами. Реальность, оказывается, очень страшная. Вот этим спешащим за окном людям повезло, и они не знают, что творят «сильные мира сего».
Прислоняюсь лбом к холодному стеклу. О чём сейчас думает Гордей? Что у него в голове? Закрываю глаза и вспоминаю его последний взгляд на меня. «Не скучай, детка».
Да не собираюсь я по тебе скучать, подонок.
Не собираюсь!
Не собираюсь…
И сама себе не верю.
Машина останавливается возле подъезда. Водитель оборачивается ко мне.
— Вашу бабушку привезут завтра. У неё сегодня последние процедуры. Курс нужно закончить, — сообщает он мне.
Киваю.
— И вот, это ваше, — тянет мне мою сумку. Ту самую, которая пропала в день моего похищения. Заглядываю внутрь. Всё на месте. Ключи, косметика, мелочи. Телефон отключен.
Жму на ручку, выхожу в свой родной, привычный двор. А кажется, что я здесь сто лет не была.
Лифт не работает, и я поднимаюсь по лестнице, считая ступени.
Открываю квартиру своим ключом. Пахнет пылью и пустотой. Запираюсь. Прохожусь по квартире. Падаю на диван, прикрывая глаза.
И как теперь жить?
Нащупываю на шее кулон в виде сердца. Что там он сказал? Его нужно утопить, чтобы не функционировал?
Снимаю его с себя, кручу в руках, рассматривая.
Почему именно вырванное сердце?
Иду в ванную, открываю крышку унитаза, качаю кулоном, как маятником. Но… так и не отпускаю.
По какой-то неведомой мне причине надеваю его назад. Зачем? Хороший вопрос, нет у меня ответа.
Пытаюсь отстраниться от всего и заняться делами. Вытираю пыль, мою полы. Выкидываю из холодильника просроченные продукты. Иду в магазин за свежими. Варю себе кофе, жую бутерброд с сыром… Как обычный человек.
Телефон включаю к вечеру. Всё на месте. Сыпятся много пропущенных от бабушки, Гоши, подруг.
Принимаю горячую ванну, пытаясь смыть с себя запах и прикосновения Гордея. Кажется, он въелся в меня гораздо глубже, чем бы хотелось.
За что можно вообще полюбить этого мужчину?
Мать моя женщина, да у меня стокгольмский синдром!
Вот так это бывает, да?
Вот так сходят с ума?
Моя мать также потеряла себя в подобном чудовище?
И чем это закончилось?
Я так не хочу…
Не могу спать, всю ночь ворочаюсь под монотонный звук телевизора.
А когда всё-таки засыпаю под утро, мне снятся кошмары. То окровавленное тело моего отца, то Гордей в наручниках за решёткой, который мне улыбается.
Утром начинает ломать от противоречивых эмоций: благодарность за спасение, злость за то, что он не посвятил меня в свой план, страх за его жизнь, тоска… Ненависть. Злость. И что-то ещё — глубокое, сильное, которое я боюсь озвучивать даже в мыслях.
Всё валится из рук. Варю себе кофе и забываю его выпить. Включаю музыку, но ничего не слышу. Я словно больна. Но физически ничего не болит. Обстановка привычная, но потеряла краски.
Бабушка возвращается к обеду. Волнуюсь, пока она поднимается на лифте.
В голове ни одной мысли, как я всё это обосную. Не люблю ей лгать, но придётся.
Дверь открывается, один из парней Гордея заносит её сумки. И его я тоже помню. Парень, не говоря ни слова, выходит, запираю за ним дверь. Бабуля молча снимает кардиган, обувь и распахивает для меня объятия. И я благодарна ей за то, что не устраивает допрос с порога.
Обнимаю её, опуская голову ей на плечо, и зажмуриваюсь, чтобы не разрыдаться. Кусаю губы. Свою истерику я никак не объясню.
Потом также молча помогаю ей с сумкой и завариваю чай, пока бабуля переодевается.
— Я надеюсь, твой мужчина посетит меня с визитом, как это положено, и попросит твоей руки. Потому что приличный мужчина должен жениться после того, как украл тебя, — строго произносит бабуля, садясь за стол.
«Украл» — это она, конечно, в переносном смысле. И не знает, как точно попадает в цель.
— Нет, — выдыхаю я, отводя взгляд и водя пальцем по кромке бокала. — Мы расстались.
Ну почти правда.
Мы же расстались?
— Что? — распахивает глаза бабушка. — То есть ты хочешь сказать, он попользовался тобой и бросил? Он женат? Я так и знала. Кто он? Где ты его взяла? — возмущается бабушка.
— Баб, — голос начинает дрожать. — Я дура, да. Всё так сложно… — закрываю лицо руками.
Бабуля в шоке, несколько минут молчит.
— Таечка, девочка моя. Ну что же вы у меня все какие? Где я вас упустила? Карма у тебя с матерью, что ли, такая — влюбляться в непорядочных мужчин. Это я виновата… — тоже почти плачет.
— Нет, баб. Ты не виновата.
— Да как не виновата? Одна вляпалась в мужика и помешалась на нем. Чтобы ему пусто было. А ты ее судьбу повторяешь, — причитает бабушка.
— Я видела его.
— Кого?
— Отца.
— Как? Где?
— Так вышло, что мой мужчина с ним знаком. И мы встречались.
— И как ему, скотине такой, живется?
— Никак. Он погиб. Я потом узнала…
— А вот так ему и надо, прости Господи. Дочь мою в могилу свел… Пусть горит в аду. Ой… — бабуля хватается за сердце.
— Баб, ну ты что? — вскакиваю с места, открывая шкаф в поисках ее капель. Боже, какая я дура. Ну могла же придумать, что у меня все прекрасно и я счастлива. А потом бы как-нибудь выкрутилась.
Отпаиваю бабулю каплями и водой, обещая, что все у меня будет замечательно, назло судьбе.
***
— Ты намеренно меня игнорируешь? — интересуется Гоша, когда мы садимся в кафе. Прошло больше недели, и я пытаюсь влиться в привычную жизнь.
— А что, если да? — натягиваю улыбку. — И вот ты вроде всё понял, но мы все равно здесь вдвоем. Видимо, плохо игнорирую.
— Мужик