– Понимаешь, это как если бы я устала от одной позы, хочется другую. Повернуться боком или прижаться иначе. Немножко цепенеешь, надо обновить ощущения. Ну хотя бы поссориться, а причины нет.
С тех пор, когда у него вспыхивало желание, он ей говорил: «Давай поссоримся!» Они делали друг другу стра-а-ашные глаза – и сразу, безо всяких околичностей, переходили к поцелуям, для чего ссора обычно служит только отвлекающим манёвром. К чему долго страдать, когда можно обойти этот изнуряющий ритуал, словесно его обозначив, и сразу приступить к тому главному, ради чего он и затеян? Им открылся наконец смысл завещанной предками мудрости: милые для того и бранятся, чтобы тешиться. И они «ссорились» так бурно, что в старину от их перины летели бы пух и перья.
Уймитесь, волнения страсти…
Он ей позвонил и после нескольких общих слов вдруг брякнул:
– Я тебя хочу.
– Ты о чём? У тебя же есть жена.
– У нас это происходит каждый день – не помогает. Хочу тебя.
– Ну и что делать?
– Если бы ты умерла, мне бы стало легче. Я не труполюб.
– Извини, такого удовольствия доставить не могу.
– А другое?
– Не хочу обидеть твою жену. Да и своего мужа.
– Так моя жена сама тебя попросит. Света, иди сюда. Поговори с Аллой.
– Алла, здравствуйте. Рада познакомиться. Коля правду говорит. Он безумно вас хочет. Может быть, приютите его на два-три дня? А там он, глядишь, и перебесится.
– А что я со своим мужем буду делать?
– А вы присылайте его ко мне. Я его вкусно кормить-поить буду. Я хорошо готовлю. Правда, Коля?
– Да, объедение.
– Ну ладно, поговорю с Сашей.
Через неделю
– Света, забирайте вашего мужа как можно скорее. Такого кобеля ни одна женщина не выдержит. Я еле живая, все болит.
– Я бы забрала. Да ваш Саша уходить не хочет. Правда, Саша?
– Алла, ты меня прости, но мне и правда здесь хорошо. Вкусно кормят. Ну и не только (двойной мужской и женский смешок).
– Света, срочно забирайте своего мужа. Мне что, полицию вызывать? А с Сашей как хотите, так и поступайте. Мне такая скотская жизнь не нужна. Один все время жрет, другой бесится.
Месяц спустя
Николай Г. обвиняется в изнасиловании гражданки А. Н. и угрозе убийством.
Александр Н. доставлен в больницу с заворотом кишок на почве переедания.
С новым счастьем!
(рассказ в двух версиях)
Сидя за праздничным столом, он поглядывал на жену, на её колени, обтянутые светлым нейлоном, на бежевую юбку и белые сапожки и завидовал себе: какая она у него обольстительная! Другая женщина за столом, хозяйка, хотя и ровесница жены, была уже грузновата, носила брюки и просторную кофту. Выпивали, закусывали, снова выпивали, в голове уже плыл приятный туман, а до Нового года оставалось ещё немало времени. Расположились в гостиной. Гость сразился с хозяином в блиц-шахматы: играл с большим азартом – и быстро проиграл; хозяин довольно усмехнулся. Хозяйка потрепала побеждённого по волосам: «Ничего, повезёт в любви». Хозяин стал показывать гостье альбомы по декоративному искусству – множество полезных советов для украшения интерьера. А хозяйка позвала гостя на кухню помочь приготовить глинтвейн.
Они стояли у плиты, наливали вино, добавляли и смешивали специи: гвоздика, корица, лимон, мускатный орех, – перебрасывались редкими словами… Вдруг, как будто под воздействием горячего винного пара и пряностей, наступила чуткая тишина, и ему показалось, что хозяйка широким бедром прикоснулась к нему. А потом – уж точно не показалось – положила руку ему на плечо. Сняла запотевшие от пара очки и смотрела на него, близоруко щурясь. Приблизила к нему лицо. Лёгкий, почти неощутимый поцелуй. Губы такие же медовые, как и голос. Убавила температуру – «пусть томится на медленном огне», – взяла его за руку и быстро повела, минуя гостиную, наверх, в маленькую спальню. В темноте у неё было совсем другое тело, чем представлялось при свете. Смелое, размашистое, бесстыдно-откровенное – даже одежда, казалось, не мешает. На него налетел вихрь поцелуев, объятий, прикосновений, – счастливо напряг в нём каждую жилку и через десять минут отпустил…
На плите всё ещё мирно томился глинтвейн. Они процедили его через ситечко, разлили по кружкам, пригубили. В гостиной хозяин всё так же продолжал показывать гостье альбом. У гостя в голове сгущался туман, но он заметил, что у жены юбка задрана как-то слишком высоко. А один сапожок наполовину расстёгнут. Она поймала его взгляд, встала, одёрнула юбку. Вернулись за стол, отведали глинтвейн, хозяин похвалил его крепость и аромат. Перешли на шампанское – и под звон бокалов успели проводить старый год и встретить новый. Встали все четверо в кружок, тесно сдвинулись, обнялись, расцеловались. Включили медленное танго – и стали танцевать кто с кем попало… В какой-то момент он даже ощутил бороду хозяина на своём бритом подбородке – и постарался поскорей выскользнуть из его объятий.
Хозяйка подхватила супруга – и вместе они заскользили, как-то удивительно плотно и ладно прильнув друг к другу. Свободный покрой её одежды, оказывается, был хорошо продуман: даже плавные движения выглядели неожиданными и резкими, как вылазки из засады. Те же самые бёдра, которые недавно распахивались перед ним, теперь широко раскачивались в такт движениям мужа. Через его плечо она смотрела на гостя и посылала ему загадочную улыбку, полную то ли свежей памяти, то ли смутных обещаний. По тому уколу ревности, который он вдруг ощутил, видя её в уверенных объятиях мужа, лихо вертевшего её крупное тело, он подумал, что ширококрылая птичка таки успела запустить коготок в его сердце.
Потом хозяин танцевал с гостьей, которая испытующе на него поглядывала. Движения у этой пары были неслаженные, они не попадали в такт друг другу, хотя хозяин очень старался, – а гостья в ответ на его слишком тесные объятия отстранялась и поглядывала на мужа. Тот чувствовал себя как глинтвейн, томящийся на медленном огне.