Мой проводник остановился у лестницы и шагнул в сторону. Затем кивком указал в сторону общего стола. Я постарался подавить обречённый вздох и заставил себя идти дальше. Если страшно, двигайся вперёд, оставляя страх за спиной. В этот раз помогло не очень, да и страх был не таким уж сильным. Просто бил мандраж, и почему-то стало неприятно оттого, что за спиной я не услышал шагов Акиры. Похоже, крепыш остановил его. Снова пересилив себя, я погасил желание оглянуться.
Накатившая злость на самого себя придала уверенности. Только после этого я присмотрелся к тем, кто должен был решить мою судьбу, и от удивления чуть не сбился с шага. Двоих из четверых разместившихся за накрытым всякой снедью столом людей я знал. Дядька Захар сидел чуть наособицу, словно не имел отношения к главной тройке. А вот Олег Остапович точно являлся одним из старейшин.
Мысли в голове забегали с повышенной скоростью, и теперь до меня дошло, почему он так странно вёл себя в лавке. Похоже, оружейник подумал, что я узнал о его причастности к совету и пришёл как-то упрашивать помочь с получением статуса капитана. Представляю, как он удивился, когда осознал, что речь пойдёт исключительно о необычном оружии. Я даже не стал пытаться скрывать удивление, чем вызвал сдержанную улыбку старика. Вроде Олег Остапович не казался мелочным, чтобы запороть мне дело исключительно из-за желания выиграть спор, а там кто его знает. Чужая душа потёмки – его дух я не видел.
Ох, как же мне захотелось «выглянуть» из себя и рассмотреть сущности троицы старейшин, но делать это незаметно я пока не научился, и непонятно, научусь ли вообще. Два других члена этого трибунала были совершенно не похожи друг на друга. Один чуть моложе Олега Остаповича. Орлиный нос, чёрные волосы лишь тронуты сединой. Некогда крепкий и широкоплечий, а сейчас слегка обрюзгший. Второй – намного старше оружейника. Казалось, что почти полностью седой, сморщенный старик попросту спит сидя и ни на что не обращает внимания. Густые брови почти скрывали глаза, и понять, открыты ли они, было сложно. Плохо то, что от самого молодого, относительно конечно, старейшины исходила неприязнь, которую он и не пытался скрывать. Чернявый осмотрел меня с ног до головы и первым начал разговор:
– Это ты, что ли, замахнулся на капитанство? Только зазря побеспокоил серьёзных людей. Ничего тебе не светит. Вон Захар сказал, что ты ещё месяц назад сопли на рукав наматывал. Всего два похода прошёл, а чего вздумал. В общем, шёл бы ты отсюда. И не вздумай давить на подьячего, а то можно и утопнуть вместе с тем корытом, которое ты с чего-то называешь ушкуем.
Я с недоумением осмотрел всю троицу, не понимая, зачем вообще нужно было собираться, раз уж чернявый ставит вопрос так жёстко. Седой старик, казалось, по-прежнему спал, а Олег Остапович внимательно следил за моей реакцией.
Всё ещё удерживая на лице маску Акиры, я как мог холодно и твёрдо посмотрел в глаза чернявому и спросил:
– Почему?
– Что значит «почему»? Ты что, совсем страх потерял, малец?! – упирая кулаки в стол, словно собираясь вставать, рыкнул на меня этот уже не крепыш, а почти толстяк.
– Если есть какие-то правила, запрещающие мне стать капитаном, я хотел бы их услышать. Или я вам просто не нравлюсь?
Злость снова помогла мне не растеряться. Даже появился какой-то нездоровый задор, и из наследства чужака всплыла пословица. Правда, я не понял, что такое сто долларов, так что немного изменил изречение:
– Так я и не червонец, чтобы всем нравиться.
Олег Остапович крякнул и улыбнулся чуть шире, чем хотел.
– Вижу, ты совсем отмороженный или действительно бесноватый, – процедил сквозь зубы почему-то передумавший вставать старейшина. Я же покосился на дядьку Захара, который тут же опустил взгляд к столу.
Снова посмотрев на чернявого, я повторил вопрос:
– Так почему?
– Ты слишком молод и ещё не показал себя. Ты недостоин быть капитаном, – всё больше распаляясь, словно на публику вещал старейшина. – Своё право нужно доказать достойными поступками. Чего ты вообще добился в своей жизни? Уходи, пацан. Не доводи до греха.
Позади послышался какой-то шум, и я оглянулся. Акира и шрамированный стояли, повернувшись к нам боком и лицом друг к другу. Ота-сан застыл в стойке, особым образом удерживая свою палку. Похоже, здоровяк хотел подойти и насильно вывести меня, но задержался из-за действий нихонца. Теперь они, замерев, играли в гляделки. Здоровяк наверняка вспомнил, как этот странный мужичок в почти женском платье навалял двум недобрым молодцам.
И тут злость накрыла меня окончательно. Степана снова понесло. Я скрипнул зубами и повернулся к злобно сверлившему меня взглядом старейшине. Маска равнодушия треснула:
– Доказать? А много ли ушкуйников, перед тем как стать капитанами, привозили в город бочонок Ярилыного мёда? Многие убивали шамана с ручным варгом? Кто-то из них возил ночью через озеро стоялой воды истекающего кровью оборотня, а потом становился его побратимом? Много таких было?
Похоже, мне удалось их удивить. А что? Тот же дядька Захар не казался мне таким уж геройским капитаном, и его воспоминания о прошлом не были похожи на богатырские былины. И вообще, судя по слухам, лихие времена ушкуйников-отморозков давно прошли.
Чернявый явно не поверил мне. А вот Олег Остапович посмотрел с каким-то укором. Похоже, ему явно не понравилось, что я скрыл от него такие интересные подробности. Оба старейшины посмотрели на дядьку Захара. Тот лишь развёл руками и сказал:
– Ярилын мёд он точно достал. Хоть убейте, не знаю как. Я его выкупил. Если нужно – обращайтесь. К тому же Здебор, цепной пёс ведуньи, когда прощался, обнял его словно родного. Как такое вышло, тоже не спрашивайте. Про шамана и варга ничего не скажу, но привычки врать я за Степаном не замечал.
Ну, хоть так. Поддержка не особо сильная. Хотя мой бывший капитан мог и подгадить, но не стал. Кстати, именно он рассказал мне о том, что мало у кого получается выкупить у язычников даже малый бочонок мёда диких пчёл, в рой которых вселился особый дух из тех, что когда-то служили Яриле. Правда, поведал это уже после того, как мы ударили по рукам. Насколько он меня нагрел, даже выяснять не буду.