Пока он вяз в бюрократическом болоте, Сом и оперативники рвали Альдену изнутри. Без шума и выстрелов, но жёстко. Скупали информацию, подкупали нужных людей, проверяли склады, сторожки, старые схроны времён до Перехода.
Город отвечал сопротивлением: следы обрывались, свидетели замолкали, каждая ниточка вела в никуда, путалась с десятками ложных следов.
На третьи сутки запястье следователя вздрогнуло — короткая, едва ощутимая вибрация экстренного сигнала от модуля в браслете. Красный огонёк означал прямой контакт. Сом отправил его лично, а значит, у группы наконец-то появилась настоящая цель.
Жилин мгновенно вышел из очередного кабинета, не реагируя на удивлённые вопросы чиновников. Улицы за окнами утонули в серой дымке, и внутри него билась одна-единственная мысль: «Жива. Пока ещё жива». Уверенности в этом не было — только холодная, режущая надежда.
Код был одноразовым и означал только одно: они или вышли прямо на врага, или стояли на грани провала.
Контакт оказался не таким, как ожидал Вячеслав. Надежда, что операция наконец даст результат и усилия группы окупятся, разбилась в одно мгновение, сменившись тупой и бессильной злостью. Это не они вышли на врага — противник сам пришёл к их дверям. Записка, сложенная вдвое, белая, плотная, с обожжёнными углами, была приклеена прямо к входу в убежище. Несколько жирных, чёрных слов били точно в цель: «Жилин. Один. Тогда отпустим».
Никаких пояснений — ни места, времени, условий встречи, лишь прямой вызов и явная угроза. Вячеслав ощутил, как внутри снова закипает злость, горькая и едкая: они работали без отдыха, выворачивали город, жертвовали здоровьем и временем, а противник всё равно всегда оставался на шаг впереди. Те, кто оставил послание, явно знали всё: кто он, где скрывается группа, как они действуют. Это бесило сильнее любого поражения.
Следующие три дня прошли впустую. Люди продолжали нести бред, никаких новых следов или подозрительного движения. Альдена погрузилась в настороженное ожидание, вся напряжённая работа прошедших суток исчезла без следа.
Сом становился всё мрачнее, и под конец прямо сказал вслух то, что Жилин уже осозновал: след полностью остыл. Противник не просто играл по своим правилам — он управлял всей партией.
Операцию начали готовить сразу, просчитывая каждый шаг и рискуя всем. Отпускать Вячеслава одного группа категорически не собиралась, но любая ошибка могла стоить жизни заложнику. Попытка проследить приведёт к смерти, вмешательство — к провалу.
На следующее утро на стене напротив штаба появилась вторая надпись. Между грязными пятнами старой краски и копоти проступали ровные, почти издевательски аккуратные буквы, написанные густым мёдом, напоминающим кровь: «Полночь. Склады. Юг». Запах был приторным, сладким, от него сводило горло. Сом мрачно смотрел на эту издёвку и молчал, понимая — другого шанса не дадут.
Альдена снова замерла, и в её тишине теперь явственно ощущался страх перед тем, что скоро должно произойти. Над городом висела тяжёлая, почти физически ощутимая тень — болезненное предчувствие конца.
Самым сложным оказалось не подготовить операцию, выбрать подходящий момент и даже не принять неизбежный риск, а просто исчезнуть. Люди Сома растворились в городе, рассыпались на отдельные фрагменты, словно никогда не существовали как единая команда.
Один оперативник отправился в Мирну с очередным караваном, демонстративно покинув город, затем вернулся обратно, спрятанный в ящике среди кусков ржавого железа и изношенных армированных лент.
Двое других остались на виду, изображая жизнь без секретов: пили в баре, громко спорили, устраивали бессмысленные состязания, кто дольше продержится без сна. Один даже ввязался в драку, вытащил случайного парня, получил ссадину и долго, матерно ругался с барменом — всё было настолько убедительно и живо, что вопросов ни у кого не возникло.
Сом исчез проще всех. Он лёг в городскую больницу с настоящим, застарелым ранением, полученным ещё где-то в пустошах, и на несколько дней полностью выпал из поля зрения. Бумаги были безупречны, повод очевиден — тихий пациент, молчаливый и спокойный. Никто не заметил, когда ночью койка в палате внезапно опустела, а в подвале вспыхнул пожар. Огонь был несильным, шума хватило, чтобы отвлечь охрану и дать Сому уйти, не оставляя за собой следов.
Все это было по учебникам, но Жилин был уверен, что противник знал и догадывался о слежке.
К моменту встречи трое из оперативной пятёрки уже заняли свои позиции. Держались далеко, вне зоны прямой видимости, без связи и оптики. Только условные знаки на стенах, заранее подготовленные маршруты отхода и чёткие договорённости, скреплённые жестами. Операция держалась на точности и абсолютном доверии друг к другу.
Южные склады встречали Вячеслава привычным запустением и пустотой. Даже днём здесь висела атмосфера разрухи, а ночью она густела, превращаясь в удушающую смесь запахов ржавчины и затхлости. Брошенные бочки, прогнившие деревянные поддоны, покосившиеся ангары — всё казалось брошенным и ненужным, покрытым ровным слоем пыли, здесь явно неделями не ступала нога человека.
Жилин двигался медленно, касаясь кобуры, внутри всё сжималось ледяным комом. Лицо скрывал глубокий капюшон, взгляд сосредоточенно скользил по тёмным силуэтам. Он знал, что идёт в ловушку и может не вернуться, но выбора не оставалось.
Створка ангара жалобно скрипнула под рукой, внутри пахнуло горелым пластиком, застоявшейся влагой и пылью. Пустота внутри зашевелилась, загудела эхом шагов, будто шагнул в пасть огромного, сонного зверя.
Вячеслав вошёл, и за спиной захлопнулась тишина.
Резкий запах трав ударил в лицо сразу, как только следователь сделал шаг внутрь. Воздух в ангаре стоял, запертый десятилетиями. Прогорклые ароматы высушенных корней, палёной полыни и каких-то чуждых веществ напоминали ритуальные курения. Среди сумрака горела одинокая лампа — желтоватая, дрожащая, словно в любой момент готовая угаснуть. Свет выхватывал лишь кусок пространства: два обшарпанных кресла, облезлый столик и фигуру, замершую в тени.
Старик. Сгорбленный, седой, с лицом, изрезанным глубокими складками, будто его высекли из старой древесины. Он спал, уронив голову на грудь, руки спокойно лежали на подлокотниках, пальцы дрожали в лёгком ритме дыхания. Казалось, что смерть уже склонилась над ним, не решаясь забрать.
Жилин замер. Сделал шаг, потом второй, в ангаре больше никого не было. Тишина ощущалась весом, давящим на грудь. Внутри под курткой ладонь легла на кабуру. На шее висел свисток — тонкий, металлический, один короткий звук — и группа сработает.
Глубокая старость в Альтерре была редкостью. Пустоши, отсутствие бесплатной медицины, скудный рацион и пары пироцелия отнимали жизни задолго до седины. Те, кто доживал до шестидесяти, становились живыми легендами. Этот человек был старше.
Вячеслав подошёл ближе, слегка опасаясь разбудить сон. Лёгким движением коснулся