Пустоши Альтерры, книга 3 - Александр Казанцев. Страница 52


О книге
шкаф.

Мия сидела на кровати, тихо, пытаясь слиться с окружающим беспорядком. Поджав ноги, опустив плечи, она смотрела в пол, словно там могла обнаружить ответы на вопросы, которые боялась задать.

Жилин застыл в дверях, размышляя, с чего начать. Спросить, обнять или молча подойти ближе, извиниться за то, что оставил одну, не смог защитить? Кулон в кармане вдруг показался тяжёлым, как камень. Разговор обещал быть сложным, но откладывать его больше не было смысла.

Вячеслав прошел в комнату медленно, шаги приглушённо отдавались в старом, изношенном ковре. Мия подняла голову, встретила взгляд — глаза у неё были покрасневшие, измученные, и всё же в них теплилась жизнь. Никаких обвинений, только нервное ожидание.

Он присел на край кровати рядом с ней, глядя на её руки, судорожно сжимавшие покрывало, будто от этого зависело равновесие в рушащемся мире.

— Они тебя не тронули? — спросил негромко, хрипло, хотя ответ уже знал. Просто хотел услышать её голос ещё раз.

— Нет, — ответила Мия коротко, с усилием. — Просто пришли и сказали, что ты им нужен. Я сопротивлялась, но их было много.

— Понимаю, — выдохнул он тяжело. — Я втянул тебя в это, прости.

Наступила тишина. Лампа тихо жужжала, отражая на стенах неровные, дрожащие тени. Мия отвернулась, пытаясь скрыть от него, как сильно её трясёт.

— Мия… — он замолчал, подбирая слова с трудом. — Я не знаю, как всё это должно быть устроено. Вокруг нас всё время что-то рушится, горит, исчезает. Люди гибнут ради горстки пыли, капли пироцелия, из-за чужих идей, в которые даже сами не верят. А я… — снова осёкся, сжав кулаки, — я просто хочу, чтобы ты осталась со мной. Всё равно как. Просто будь рядом.

Она хранила безмолвие. Тогда Жилин потянулся в карман, медленно достал кулон, потёртый и старый, с замком, который открывался с трудом, и протянул ей.

— Я не смог купить кольцо. И… может, оно и не нужно вовсе. Это просто вещь, и я хочу, знать, что она у тебя. И чтобы была со мной.

Мия долго смотрела на кулон, жгла его взглядом, он значил гораздо больше, чем мог значить простой металл. Потом губы дрогнули, и она тихо проговорила:

— Слава… я не могу.

Он застыл, рука с кулоном повисла в воздухе, не находя поддержки. В груди стало тяжело, пусто, внутри рухнуло то немногое, державшее мужчину в этом мире.

— Почему? — спросил он глухо, стараясь удержать ровный тон, хотя голос уже дрожал.

— Ты никогда не остановишься, — сказала она, смотря ему прямо в глаза. — Всегда будешь идти дальше, искать врагов, водить караваны. В тебе всегда будет дорога, война и боль. Даже если ты будешь рядом, внутри всегда будет что-то ещё, большее, чем я. Я не смогу ждать каждую ночь, засыпать с мыслью, вернёшься ли ты домой.

Жилин опустил взор. Медленно сжал кулон в ладони, с такой силой, что почувствовал металл, впившийся в кожу.

— Прости, — почти прошептала она, — я люблю тебя. Но не так… близко к краю.

Они ещё долго сидели, слушая треск лампы, и ощущая, как постепенно остывает воздух. За окном ветер осторожно трогал провода, проверял, осталась ли здесь жизнь.

Мия чуть повернулась к нему, и он увидел в её глазах тихую усталость, смешанную с какой-то теплотой, которая всегда остаётся после бури.

— Может быть... потом, — негромко сказала она. — Я не говорю «никогда». Просто сейчас я не могу уйти, из этого дома, с этой улицы. Мне нужна земля под ногами, которую я знаю. Я люблю покой, ты же знаешь, поэтому мы и сошлись, дорога и дом.

Вячеслав медленно кивнул, не перебивая, просто слушал.

— Ты можешь приходить, когда захочешь, — продолжила она мягко. — Дверь всегда останется открытой. Но если однажды ты вернёшься и увидишь у порога чужие ботинки, то тебе придётся уйти. Без слов и ссоры, без выяснений. Просто это будет значить, что время прошло.

Он молчал, глядя на неё. Запоминал — взгляд, поворот плеч, то, как свет лампы отражается в волосах. Всё, что однажды может раствориться, стереться из памяти.

— Я понимаю, — сказал он наконец, тихо, просто, без лишних слов.

— И не злись, — добавила она чуть теплее. — Вся эта война, поиски, расследования — это твоя дорога. Твой выбор. Не мой. Я не хочу жить в тревоге и вечных вопросах, мне не нужны ответы. Только покой.

Они ещё какое-то время разговаривали. Про старые караваны, сломанный генератор, про бар в центре, где однажды вместе смеялись над пьяным музыкантом, уронившим гитару. Слова шли легко, мягко, почти как у тех, кто прощается окончательно.

Потом Жилин медленно поднялся. Мия встала следом, но осталась на месте — только едва заметно улыбулась ему вслед. Он вышел из квартиры, аккуратно закрывая дверь за спиной. На лестничной клетке лампа уже погасла, и мужчина спускался вниз в темноте, к ночи, встретившей его прохладой и пустотой улиц.

Утром их группа отправится в Вулканис. Дорога обещала быть долгой, утомительной, наполненной тяжёлым чувством одиночества. Вячеслав уже не понимал, ради чего и зачем движется вперёд. Он ясно видел лишь то, что навсегда останется позади.

Глава 8, Кляп

Шоссе медленно уходило под колёса, растворяясь в дрожащей, серой дымке. Солнце висело низко, выжженным осколком металла, цепляясь за край пустоши. Внутри кабины стояла духота, двигатель монотонно рычал, заглушая тишину и не давая мыслям уйти в сторону.

Караванщик сосредоточенно смотрел вперёд, вцепившись в потёртую оплётку руля. В последний раз он так избегал взгляда, когда забрал парня из стоков. Уже тогда подвёл его, бросил одного почти на сутки, вынудил терпеть побои в душном смраде.

Теперь снова. Поддавшись вспышке ненависти, плюнул на все планы и оставил Вектора решать проблемы в бандитском городе одному. И парень справился, ещё раз доказав, что уже давно не беспомощный щенок, каким Мрак впервые его встретил.

Вот только легче от этого не становилось. Наоборот — грызло ещё сильнее. Что он вообще теперь значил для Ильи, кроме груза прошлого, от которого парень никак не может отвязаться?Напарник вырос из под опеки, стал жёстче, самостоятельней. Однозначно показал, что справится без Мрака. Дважды доказал, доверие к мужчине — это глупость, за которую расплачиваешься одиночеством посреди чужой территории.

Слова казались бессмысленными. Просить прощения? Оправдываться? Это было бы тупостью. Он прекрасно понимал: единственный

Перейти на страницу: