– Неужели Наннина воровка? – Лоренца, питавшая симпатию к флорентийке до той ночи, когда увидела её возле комнаты Сольё, никак не могла в это поверить.
– Да, мадемуазель, – ответила алансонка. – Наверно, это она украла Ваш омоньер.
И всё же, несмотря ни на что, Лоренце было жаль весёлую общительную Наннину.
Внезапно в комнату вошла взволнованная Франческа:
– Донна Джованна, твои родители ждут тебя внизу: пришёл твой жених!
Молодая Альбицци вскочила со стула.
– Может быть, мне пойти вместе с тобой? – предложила Лоренца.
– Нет, лучше ты спустишься через несколько минут.
Так как дочь Великолепного уже успела переодеться в платье донны Бьянки, то решила идти в нём. При входе в зал вместо дверей висела портьера, поэтому Лоренца услышала ещё в коридоре голос матери своей подруги:
– Но зачем нужно откладывать вашу помолвку, Джованна? Твой жених может и обидеться.
Приподняв портьеру, дочь Великолепного увидела расположившегося в своём любимом кресле мессира Роберто и стоявшую рядом Джованну. Лицом к ним сидели широкоплечий брюнет, одетый в чёрное, и донна Бьянка.
– Для меня главное – это счастье донны Джованны, – произнёс, не замечая Лоренцу, незнакомец. – Поэтому я тоже считаю, что отсрочка ни к чему.
В эту минуту явно изнывавшая Джованна поспешно сказала:
– Мессир Лоренцо, позволь представить тебе мою подругу…
Не успела она закончить, как Торнабуони, обернувшись, вдруг подскочил, словно ужаленный:
– Зачем ты вернулась?
Это громкое восклицание, вырвавшееся из его горла, заставило вздрогнуть всех присутствующих.
Между тем кузен Великолепного продолжал выкрикивать:
– Тебе мало того, что ты разрушила мою жизнь! И того, что ты почти каждую ночь на протяжении всех этих лет приходишь мучить меня во сне! Так ты явилась ещё и сюда, чтобы посмеяться надо мной? Сгинь ведьма! Вот тебе!
Выхватив из камина горящую головню, Торнабуони хотел было запустить ею в Лоренцу, но, к счастью, мессир Роберто успел остановить его.
– Ты, вероятно, сегодня слишком много выпил, мессир Лоренцо, и тебе что-то померещилось! Успокойся!
Отняв у него головню, Альбицци бросил её обратно в камин. Однако его будущий зять не унимался:
– Я узнал её! Она ничуть не изменилась! Это колдунья! Нужно сжечь её, сжечь! Как она сожгла моё сердце!
Глядя в бледное лицо безумца, Лоренца почувствовала, что у неё на голове зашевелились волосы. Прибежавшие на зов хозяина слуги вывели Торнабуони, который при этом бешенно сопротивлялся и осыпал их проклятиями.
Первой опомнилась Джованна:
– Ты разве знакома с Торнабуони, Лоренца?
– Нет, хотя и видела его один раз на улице, а потом – во дворце Медичи.
– Почему же тогда он бросился на тебя, если вы не знакомы? – расстроенным голосом произнесла донна Бьянка.
– Ты напрасно пытаешься обвинить во всём нашу гостью, мадонна, – остановил её мессир Роберто. – Уверяю тебя, что Торнабуони просто пьян. Говорят, в последнее время с ним это случается довольно часто.
– Впрочем, меня волнует не Торнабуони, а судьба нашей дочери, – добавил он, нахмурив брови. – Разве может быть Джованна счастлива с человеком, который устраивает подобные сцены?
– Возможно, после венчания он изменится.
– Лично я в этом сомневаюсь. Да и ты вряд ли веришь в это. Для тебя важнее всего богатство Торнабуони.
– Ты уверена, Лоренца, что действительно не знакома с Торнабуони? – снова спросила Джованна, как только подруги остались одни.
– Конечно.
– Может быть, он принял тебя за свою первую жену? Впрочем, нет, я видела её портрет: она была блондинкой и ничуть не походила на тебя.
– Как бы там ни было, – заключила затем молодая Альбицци, – но моя помолвка, кажется, откладывается. Порадую завтра Томмазо.
На следующий день донна Бьянка отправилась в монастырь Святой Лючии, а мессир Роберто сообщил дочери:
– Я иду в мастерскую Боттичелли, чтобы забрать твой портрет, Джованна.
– Возьми меня и Лоренцу с собой, отец, – взмолилась та.
– А что скажет твоя мать? Ведь в боттеге у Сандро всегда полно молодых людей. Твоя же воспитательница вчера подвернула ногу и вряд ли сможет сопровождать тебя.
– В таком случае, с нами пойдёт сестра Августина!
В конце концов, Джованне всё-таки удалось уговорить отца. По дороге речь зашла о художнике, в мастерскую которого они направлялись.
– Какое странное у него прозвище, – высказалась Лоренца. – Разве он толст, как бочка?
– Вовсе нет, – улыбнулся мессир Роберто. – Сандро довольно стройный малый. Это всё из-за его брата Джованни, биржевого маклера. Вот он действительно толстяк и, к тому же, не дурак выпить. А так как Джованни воспитывал Сандро с малых лет, вот его кличка и приклеилась к младшему брату.
– Маэстро Алессандро – приятный человек, хотя немного странный, – заметила, в свою очередь, подруга Лоренцы. – Правда, я его плохо знаю, потому что видела всего лишь несколько раз, когда он приходил писать мой портрет. Может быть, ты расскажешь нам о нём, отец?
– Сандро – завзятый шутник, – начал Альбицци. – Я слышал историю о том, как в юности он нарисовал муху на лице у святого на картине его учителя фра Филиппо. И тот, приняв её за настоящую, напрасно пытался согнать.
Девушки засмеялись.
– Была ещё проделка, которую он учинил над своим соседом, ткачом, мешавшим ему шумом своих станков. Сандро тогда взгромоздил на свою более высокую стену камень чуть ли не с воз размером, который при малейшем сотрясении грозил проломить крышу соседа. Когда же бедняга запросил мировую, Боттичелли ответил его собственными словами: «У себя дома я делаю всё, что мне нравится». Правда, потом он всё же убрал камень.
Лоренце не очень понравилась шутка живописца над бедным ремесленником. И Альбицци, вероятно, тоже, потому что он прибавил:
– Несмотря на все его странности, картины у Сандро замечательные.
Хотя, по утверждению отца Джованны, в боттеге Боттичелли обычно толпилось много народа, в том числе, его заказчики, друзья