— Сюда, — сказал я и начал подниматься.
— Муля, я слишком старая, чтобы бегать с тобой по крышам! — заявила Злая Фуфа непреклонным голосом.
— Ещё три ступеньки, и мы на месте, — успокоил её я и подошел к синей двери.
— Але-оп! — сказал я и отпер дверь, — прошу!
— Что? Что ты затеваешь опять? — недоумевала Раневская, но в квартиру вошла.
— Ну как вам? — хмыкнул я, когда мы очутились внутри.
— Миленько, — улыбнулась Раневская и подошла к окну, — а главное, здесь нет такого адского шума, как у меня. И квартира побольше. Хоть тоже двухкомнатная.
— И ещё одна комната здесь есть, — я показал на смежную с кухней столовую, где вскоре так удобно будет мой кабинет.
— Тебе дали квартиру? — наконец, догадалась она и расплылась в широкой улыбке, — поздравляю тебя, Муля! Будем и здесь соседями! На новоселье, главное, не забудь пригласить!
— Новоселье будете делать вы! — хмыкнул я и протянул ей связку ключей.
— Что? — не поняла она.
— Предлагаю обмен, — ответил я, — вы переезжаете сюда, а я — в вашу квартиру.
— Да ты что, Муля! — округлила глаза Злая Фуфа. — У меня ужасная квартира, ты сам видел! Там жить совершенно невозможно!
— Видел, — кивнул я. — Но мне шум абсолютно не мешает. А вот вам здесь будет гораздо удобнее. И тихо.
Фаина Георгиевна ахнула и только молча хлопала глазами, не в силах вымолвить ни слова.
Но не буду же я объяснять ей, что эта двухкомнатная квартира — это отнюдь не венец моих мечтаний? Что это лишь первая ступенечка. И вскоре у меня будет квартира побольше. А точнее, я хочу добротный дом. Ведь я молодой, и рано или поздно заведу семью. А ютиться в узких комнатах с шумными соседями через тонкие стены, с моей точки зрения — ну, такое себе.
Сколько себя помню, я всегда ценил комфорт. Потому, что я тяжело и много работал. А для того, чтобы быть продуктивным, нужно было хорошо отдыхать. А нормально жить и отдыхать можно только в уютном и комфортном жилище.
И менять свои принципы я не собирался.
А вот Фаине Георгиевне, насколько я помнил, ничего более комфортного не светит. Поэтому пусть хоть шума у неё будет поменьше и окно можно будет открывать. А то в той квартире её так надолго не хватит.
— Только я сейчас ремонт начну тут делать, — пояснил я, — обои эти ужасные…
— У меня ещё хуже, — хихикнула Раневская, но виновато.
— И плитку на кухне положу, — добавил я, — так что вы пока потихоньку там собирайтесь. Ордер мне дадут в конце месяца или в середине следующего…
— Я Глашку сюда ночевать отправлю, — деловито сообщила Раневская, потирая руки, — чтобы не заселился кто… А то времена нынче такое, только узнает народ — сразу начнется…
Я усмехнулся. Козляткин мне то же самое говорил.
— Вот и прекрасно, — сказал я, — а по поводу съемок в этом проекте — подумайте хорошенько. Не отказывайтесь. Это такая возможность…
— Да я и не хотела отказываться, — покраснела вдруг Раневская, — это Ринка мне говорит, что надо Мишку взять…
— Пуговкина? — удивился я. — Вы же не хотели с ним сниматься…
— Кузнецова! — хмыкнула она, — Мишка Кузнецов, красивый сукин сын, и талантливый… вот Рина и говорит…
— Фаина Георгиевна, — строго сказал я, — передайте своей подруге, что она в этом проекте сама практически на птичьих правах. Желающих туда попасть ой как много. А на главные роли я сам подбираю кандидатуры. А не ваша Ринка…
— Да поняла я, поняла, — вздохнула Раневская и хитро добавила, — но попытаться ведь надо было⁈ А вдруг бы получилось!
Я расхохотался! Ох уж эти женские штучки!
Я вернулся на работу в замечательном настроении. Душа пела и радовалась. Хоть уже был почти конец рабочего дня, но я всё-таки решил вернуться и доделать техническое задание на этот проект. Синопсис у меня был, но нужно было сократить его раза в три и включить в доклад, с которым Большаков будет выступать перед Сталиным.
Время у меня ещё немного оставалось, но оно уходило быстро. Поэтому я решил прямо сегодня набросать черновик. А потом дня два-три буду спокойно редактировать. Иначе в последний день любая фигня произойти может. А так рисковать всем я был не намерен.
Я вошел в кабинет. Он был уже пуст. Коллеги, воспользовавшись моим отсутствием, свалили домой чуть пораньше (не думали, что я вернусь за десять минут до конца рабочего дня).
Но я был этому только рад. Мне теперь никто не мешал.
В кабинет Козляткина я всё ещё так и не перебрался.
Упёрся, что пока ордера не будет — я останусь на своём старом месте.
Поэтому плюхнулся за свой стол, вытащил из ящика стопку писчей бумаги (почему-то люблю писать именно на сероватой бумаге) и начал делать наброски.
Не успел я заполнить и половину листа, как в дверь без стука распахнулась, и в кабинет буквально ворвался Козляткин.
Лицо его было багрово-красным, перекошенным. Губы дрожали.
— Что случилось? — забеспокоился я.
— Муля! — воскликнул Сидор Петрович, тщетно пытаясь взять себя в руки, — Всё пропало!
—?
— Наш проект отобрали, Муля! Советско-югославский! И передали другим исполнителям!
Глава 6
Мне захотелось от души выругаться.
Не то, чтобы я не допускал такой вероятности развития событий, но ведь не столь нагло же! Мы ещё даже Сталину эту идею не донесли, а её уже отобрали. И вот мне даже интересно стало, кто это столь могущественный, что даже сам Большаков спасовал и не смог проект отстоять? Насколько я понимаю, для него этот проект тоже имел важное значение.
Иначе квартиру бы мне за просто так не дали бы.
И вот теперь ещё вопрос: если проекта у нас не будет, то надобность во мне отпадает, и я стопроцентно останусь без квартиры.
Я нахмурился. Не люблю, когда ломают мои планы. Причём столь нагло и примитивно.
— Сидор Петрович, расскажите подробно, — хмуро потребовал я.
Козляткина изрядно потряхивало. Но всё же он начал рассказывать.