— На каком основании? — удивился я, — я работаю методистом отдела кинематографии и профильного управления театров Комитета по делам искусств СССР…
— Ты начальник отдела! — перебил Большаков, но я усмехнулся и покачал головой:
— Ничего подобного. Я просто выполнял функционал начальника отдела и мне доплату делали. По просьбе Сидора Петровича. А официальная должность у меня — методист. Так что в моих должностных обязанностях ни слова не сказано, что методисты должны писать советско-югославские проекты, включающие сценарий, смету и техническое задание.
— Но ты написал! — указательный перст Большакова обличительно уставился на меня.
— Ну и что? — пожал плечами я, — мало ли чем я на досуге увлекаюсь. Я ещё люблю крестиком вышивать. Александрову случаем салфеточки с помпончиками не нужны? А то я заодно могу презентовать, если уж ему моё творчество так в душу запало…
— Он даже не знает, что это твоё творчество, — хмуро вздохнул Большаков.
— Всё он прекрасно знает, — вежливо улыбнулся я. — Те, кто ему о проекте напели, рассказали и остальное.
— Ладно, Муля, хватит паясничать, — устало потёр виски Большаков, — давай не ругаться. Отдай курьеру документы и будем считать, что инцидент исчерпан. С Александровым лучше не связываться…
— Я не против, — покладисто ответил я.
Большаков облегчённо вздохнул, а я продолжил:
— Только хочу письменное распоряжение получить. От вас или от Козляткина.
Большаков опять начал наливаться краснотой, поэтому я торопливо сказал:
— Вам это не составит никакого труда, а для меня важно, для дальнейших профессиональных перспектив.
Большаков посмотрел на меня как-то так… брезгливо, что ли. Но ругаться дальше не стал. Кивнул и с мрачным видом нацарапал на бланке пару строк.
Хмуро пододвинул бумажку ко мне и буркнул:
— Исполняй!
Я взял бумажку и посмотрел на неё. На ней было написано:
Методисту отд. кинем. и проф. упр. театров Бубнову!
Срочно!
Распоряжение.
Подготовить пакет документов, включающий смету, сценарий и ТЗ по сов-юг. проекту. Передать курьеру для отправки в Институт философии Александрову Г. Ф. Срок — до конца рабочего дня.
Подпись: Большаков.
— Доволен? — на скулах Большакова заходили желваки.
— Вполне, — вежливо ответил я и добавил, — но все эти документы находятся у меня дома. Сами понимаете, писал я это всё в свободное от работы время. Разрешите сходить забрать?
— Разрешаю, — проворчал Большаков и на всякий случай добавил, — и давай без этих своих штучек, Муля.
Я кивнул и вышел из кабинета. Изольда Мстиславовна сидела, как на иголках.
При виде меня, она чуть не подпрыгнула, вглядываясь в моё непроницаемое лицо:
— Ну что там, Муля? Сильно он кричал? — с тревогой спросила она.
— Не сильно, — успокоил её я и попросил, — Изольда Мстиславовна, зарегистрируйте, пожалуйста это распоряжение.
— Так тебе в канцелярию надо, — покачала головой она, рассматривая сквозь очки распоряжение Большакова.
— Там долго будут, — пояснил я, — я потому сперва и хочу у вас в журнале отметить. Видите же, здесь пометка стоит «срочно»?
Изольда Мстиславовна спорить не стала, лишь чуть нахмурилась, но запись в журнал таки внесла.
Распрощавшись с милой старушкой, которая не стала задерживать меня, потому что работа должна быть всегда на первом плане, я отправился прямиком в канцелярию. Там, сославшись на личное распоряжение Большакова, которое ещё и Изольдой Мстиславовной завизировано, я безо всякой очереди и проволочек зарегистрировал в общем журнале исходящей документации и, довольный собой, как стадо слонов, отправился домой.
Казалось бы, почему я довольный?
А всё было просто. Я таким вот образом подстраховался на будущее. Не хотелось подводить руководство.
Но домой я не пошел. Вместо этого отправился прямиком… к Надежде Петровне.
К моему счастью, Адиякова дома не было (мы так с ним и не помирились).
Зато Мулину мамашку я застал. Она возилась в большой комнате с какими-то выкройками и весело напевала что-то себе под нос.
Надежда Петровна мне обрадовалась:
— Муля! — воскликнула она, — ты пришел с Пашей мириться⁈ А его нету. И завтра тоже не будет. Он уехал опять в Калинин. Ты так похудел! Давай я тебя покормлю! У меня есть совершенно замечательные биточки и чудесная запеканка. А ещё я достала совершенно потрясающий бисквит. Вот увидишь, тебе понравится…
— Погоди, мама, — перебил я этот бурный поток сознания. — Мне помощь нужна.
— Помощь? — растерялась она и пробормотала, — но Паша же…
— Мне твоя помощь нужна, мама! — сказал я и посмотрел на неё, как обычно смотрит маленький сыночек на маму, когда хочет новую машинку или пистолетик.
— Что? Что случилось? — забеспокоилась Надежда Петровна.
— Пока ещё ничего, — поспешил успокоить её я, — но может случиться. В общем, у меня на работе небольшая проблема и выполнить отчёт я вовремя не успеваю.
Я тяжело вздохнул, посмотрел на неё полными печали, обречёнными глазами и продолжил:
— Мама, у тебя есть знакомый врач, чтобы сделал мне справку, что я заболел? Больничный.
Глаза у Надежды Петровны стали по пять копеек. А я добавил:
— Не безвозмездно, конечно же.
— Мулечка! О чём ты говоришь! — замахала руками Надежда Петровна и решительно нахмурилась, — мама сейчас всё порешает! Иди, сыночек, на кухню и достань из холодильника биточки. А запеканка на сковороде. Ещё тёплая. Покушай! А мама сейчас позвонит кому надо и всё сделает! Ты только не волнуйся!
Я просиял, подошел и чмокнул Надежду Петровну в щёчку:
— Мама! Ты у меня самая лучшая в мире! Только проси, пусть подольше больничный делают. А то я отчёт не успею доделать. Уж очень он тяжёлый, не справляюсь.
Надежда Петровна от такого признания вся аж зарделась и со счастливым видом бросилась обзванивать знакомых врачей.
А я пошел на кухню. Почему бы не продегустировать биточки, раз мама сказала? Да и запеканка тоже вызывает интерес.
Я не успел ещё дойти до бисквитов, как на кухню заявилась довольная Надежда Петровна и сообщила:
— Всё, Муля! Через час сходи в больницу. Я вот адрес записала, — она положила на стол мне листочек из ученической тетрадки и добавила, — там будет Ксения Владимировна. Она тебе больничный сделает.
— Надеюсь, она не гинеколог? — пошутил я.
— Муля! — вспыхнула Надежда Петровна, — Ну и шуточки у