– Травма на производстве, – лаконично диагностировал Костян, наблюдая эту картину.
– Я тебе дам травму! – грозно огрызнулся Триппер, – Что там случилось?
Александр Иванович встал, потер ушибленную коленку, медленно осмотрел сначала ключ, потом потрогал гайку. Гайка внезапно легко прокрутилась. Бригадир Кобчик одним движением сорвал её с болта, посмотрел внутрь и проворчал:
– Резьбу сорвали ’мля!
Триппер медленно, как пробирку с кислотой, взял гайку, покрутил её сначала слева направо, потом справа налево. Суть проблемы от этих манипуляций не уменьшилась. Он испуганно оглянулся в поисках знакомых, с кем можно было бы обсудить событие, но вокруг были исключительно незнакомые инженеры и начальники, – все по должности гораздо выше Триппера.
– Еще одну крути, – приказным тоном прогудел Петр Петрович, решивший потянуть время на принятие решения.
Теперь уже за ключ взялся Костян. Через минуту и вторая гайка с характерным треском была сорвана.
– Бог троицу любит, – беспомощно оглядываясь, уже не таким приказным тоном просипел Триппер.
Прошла минута, и третья гайка присоединилась к двум своим сестрам, не выдержавшим технологической дефлорации. Так и не заметив с кем можно было обсудить произошедшее, Триппер схватил одну из гаек и ринулся на поиски решения проблемы.
– А нам чё делать ’мля? – справедливо возмутился бригадир Кобчик.
– А вы крутите, не останавливаетесь, – Петр Петрович Петряковский даже в условиях гипотетического наказания за испорченные гайки продолжал следовать всезаводской доктрине о том, что рабочий не должен простаивать. Александр Иванович пару секунд поматерился. Его примеру последовал Костян. Свои пять копеек вставил Щавель, и лишь Паша Тихоход, склонив голову влево, задумчиво витал в неизвестных облаках. Начали крутить. Результат был прежний. Работа оказалась не такой уж и простой. Ключ весил прилично, и с непривычки вытянутыми руками – да ещё с усилием – крутить было достаточно тяжело. Решено было меняться через каждые три гайки: сначала крутят бригадир с Костяном, затем Серега с Тихоходом. На четвертом круге к сборщикам прибежал мастер Триппер с единственным знакомым человеком, которого смог найти – с профоргом цеха Рафаилом Михайловичем Загрушевским. Казалось бы, странно, что мастер на производстве обращается за помощью в технологическом процессе к профоргу – человеку, чья должность не подразумевает технических знаний. Но не все так просто было в цеху обслуживания металлургического оборудования. Рафаил Михайлович Загрушевский был не просто профорг. Его вообще можно было характеризовать фразой «не просто». Было Загрушевскому сорок восемь, и подготовку к своей профессиональной деятельности он начал с семи лет. Сначала он был в начальной школе командиром октябрятской звездочки, потом вожатым пионерской ячейки, затем комсоргом класса, затем комсоргом в группе механико-металлургического университета, тогда же он начал учебу в школе марксизма-ленинизма, которая сулила ему гораздо больше перспектив, чем университет. Если бы Рафаилу Михайловичу Загрушевскому сказали, что он интуитивно выбрал тот же путь, что и Жора Грек, а именно – работать как можно меньше, он бы отмел это предположение, как абсолютно ложное. И даже самому себе не признался, что так оно и есть. Он двигался по партийной карьерной лестнице с усердием стахановца, и никто никогда не мог упрекнуть его в лености и праздности. Идеология как таковая никогда его всерьез не интересовала, важны были только возможности, которые предоставляла партия. Из своего коммунистического опыта он вынес два главных вывода. Первый – за тобой всегда следят товарищи. Второй следовал из первого – для того, чтобы товарищи были довольны, нужно изображать активность. А это у него получалось прекрасно. Будущее сверкало всеми радужными красками победы коммунизма и попахивало заманчивым запахом развитого социализма, где ему, Загрушевскому, будет отведена не последняя роль. Но начались девяностые, и неожиданно для Рафаила Михайловича советская власть закончилась. Начался бурный этап быстрых заработков и легких денег у его номенклатурных коллег по партии. Загрушевский, стараясь не отставать от бывших соратников по партии, тоже попытался урвать свой кусок пирога, но внезапно оказалось, что изображения активности для успеха в коммерции и бизнесе недостаточно, нужно было действительно уметь что-то делать. Такого подвоха от судьбы Рафаил Михайлович не ожидал. Несколько лет он перепархивал из одной фирмы, возглавляемой его бывшим единопартийцем, в другую, пока всей новообразованной элите города не стала ясна его полная бесперспективность как трудовой единицы. В конце концов, он обрел пристанище в месте, где смог проявить годами наработанные возможности – стал профоргом в цеху обслуживание металлургического оборудования. Задача, поставленная ему начальником цеха, была противоположной обязанностям любого профорга, но вполне понятной, а также весьма выполнимой бывшим коммунистом. По версии начальника цеха, рабочий должен больше работать и меньше выделываться. Вместо того, чтобы объяснять трудящимся цеха их права (а главное, преимущества членов профсоюза) или бороться за улучшение условий трудовой деятельности, Загрушевский пугал их очередными волнами кризиса (захлестнувших,