Кстати, я об этом не говорил. Но мой отец погиб, когда мне было шесть. И о нём у меня остались только тёплые воспоминания.
К вечеру мы не успели добраться до трактира и остановились на лесной опушке. "Что может пойти не так?" – наивно подумал я. В этом мире ответ всегда один: всё.
Ну давайте по порядку. Мы, значится, съехали с дороги, чтобы не глотать пыль от постоянно проезжающих лошадей и повозок с каретами. Я набрал веток, сложил в кучу, а Ридикус щёлкнул пальцами, и они сразу же занялись. Возмущаться, какого хрена двухлетний ребёнок должен что-то делать, я не стал. Это не наш мир, где мы дожили до того, что мама вопит на родительском собрании десятого класса, какого хрена учителя заставляют её лялю под метр семьдесят мыть парты и полы. Он же ещё ребёнок.
Здесь, когда тебе пять, ты выходишь в поле и пашешь с остальными членами семьи на равных. Да, если родители не совсем глупы и скопили денег на артефакт, обогащающий землю и ускоряющий рост подсаженных им растений, еды в семье будет достаточно. Но землю все равно надо вспахать, прополоть и засеять, а после ещё следить. А ведь сажать постоянно в одном месте нельзя. Земле тоже надо дать отдохнуть. А значит, придётся переходить на другой участок земли и все заново. Я в свои два таскал отцу воду и песок. И никто не хвалил меня за это, воспринимая мою работу как должное.
Понятное дело, что в богатой семье всё иначе. Там есть слуги и прочие рабочие, кто всё сделает за них. Только по большей части, если глава семьи не держит руку на пульсе, то из его потомства вырастают конченые ублюдки. Такие отпрыски, выросшие в роскоши и неге, обычно к тому моменту, когда их начинают заставлять что-то делать, желают смерти предкам, дабы завладеть имуществом и жить на всю катушку. Да, может, я утрирую, и здесь, в этом мире, где человек может жить тысячелетиями, просто так предка не убить, и придётся пахать.
Мои размышления прервал Рид. Он положил пирожок на ладонь, и на мгновение её окутала алая сфера. Через секунду от пирога уже поднимался пар. "Живая микроволновка", — с завистью подумал я, наблюдая, как маг с наслаждением откусывает лакомый кусок.
Только я собрался задать вопрос, как из чащи леса, на опушке которого мы расположились, начали появляться фигуры. Будь это обычные разбойники, магистр огня поджарил бы их одним движением брови. Но перед нами явно стояли маги — пятеро: трое мужчин и две женщины, выстроившиеся в подобие боевого порядка.
Не было ни пафосных речей, ни театральных угроз. Едва ступив на поляну, незваные гости без промедления обрушили на огневика град заклинаний. Маг огня же продолжал сидеть с невозмутимым видом, будто перед ним разыгрывалось не сражение, а незамысловатый уличный спектакль. Правой рукой он создавал огненную стену, левой — невозмутимо доедал пирожок, будто ничего из ряда вон выходящего не происходило.
Первый залп обрушился на нас мгновенно. Кто-то из нападавших выкрикнул заклинание, и в наш щит врезался серп из спрессованной земли. Остальные маги поддержали атаку. Первоначальный страх, сжимавший мою грудь, начал понемногу отступать перед лицом ледяного спокойствия, с которым мой защитник отражал атаки. Неожиданно для себя я вскочил на ноги, впитывая каждую деталь схватки с жадностью ученика.
Он когда-то объяснял мне, что вербальные компоненты заклинаний — всего лишь дань традиции, пережиток времён, когда магия только пришла в этот мир и людям требовались словесные якоря для её управления. Современные опытные маги обходятся без них, но достичь такой концентрации в пылу боя — задача не из лёгких. Когда мысли скачут, словно испуганный табун, а вокруг свистят смертоносные заклинания, сохранить хладнокровие — настоящее искусство.
Ридикус не контратаковал. Он просто стоял, методично укрепляя барьер и... смаковал пирожок. Обычно он проглатывал их за пару укусов, но сейчас едва откусывал крохотные кусочки, будто наслаждался не только вкусом, но и самим процессом.
"Айр пугнус!" — прорезал воздух женский голос. Сгусток сжатого воздуха сформировался в гигантский кулак и обрушился на нашу защиту. Удар. Ещё удар. Безрезультатно.
Тем временем вторая волшебница начала сложный ритуал. По тому, как двое её спутников укрепили водяные щиты, а земледелец усилил натиск, я понял — готовится что-то мощное. Её пальцы выписывали в воздухе замысловатые узоры, а губы шептали слова заклинания. Наконец она выкрикнула: "Аква теребро френум!"
Вода в воздухе свернулась в идеальный конус, закручивающийся с невероятной скоростью. Напоминающее ступенчатое сверло, это заклинание с воем устремилось к нашему барьеру. Я попытался мысленно воспроизвести его, но тщетно — мои попытки не увенчались успехом.
В этот момент член ордена «Пламя Феникса» наконец проявил инициативу. Огненная стена исчезла, и в ответ полетело зеркальное заклинание — раскалённый смерч, точь-в-точь повторяющий траекторию водяного. Их столкновение породило облако пара, окутавшее поляну плотным туманом. Но огненное сверло оказалось сильнее — пробив ослабевшие щиты, оно вонзилось в грудь правого мага, оставив после себя дыру размером с мою голову. Я невольно содрогнулся — даже сквозь пелену пара было видно, как бесформенная масса того, что минуту назад было человеком, тяжело рухнула на землю.
Воздушница издала пронзительный вопль и бросилась к павшему собрату. В тот миг, когда его веки сомкнулись в последний раз, из груди мертвеца вырвался крохотный сгусток энергии, напоминающий шаровую молнию в миниатюре. Он стремительно вонзился в грудь Рида, и лицо мага озарилось странным блаженством. У меня же в голове мгновенно созрел целый рой вопросов, но все они разбились о горькую мысль: "Опять эти проклятые пироги опустошат мои и без того скудные запасы серебра. Как, скажите, двухлетнему карапузу сколотить состояние в этом безумном мире?"
Волшебница, поднявшись во весь рост, обрушила на нас град заклинаний. Воздушные сверла, невидимые серпы, сжатые кулаки атмосферы — атаки следовали одна за другой, но с каждым разом становились всё слабее, словно её магический резервуар стремительно иссякал. А возможно так и есть.
— Ничтожество, — холодно процедил он, внезапно демонстрируя перстень с фениксом, которого я прежде никогда не замечал на его руке. Из драгоценности вырвался алый шарик, превратившийся в полёте в тончайшую двадцатисантиметровую нить. Она прошила все защитные барьеры, как раскалённая игла — восковую свечу, и вонзилась в грудь