– Он самый. – Трудно не признать соотечественника, более того – земляка. Волгарь, может быть, даже астраханец.
– Не будете ли так любезны… соблаговолить… – Прохожий сбился. – Можно вас на минуточку, – перешел он на обыденный язык.
Вабилов переглянулся с Тыниссоном. Тот покачал головой. Загадочные русские души.
– Рядом совсем. Вот. У меня здесь магазин. Хороший магазин. – И он завел их в «Детское счастье». – Мы с женой читали газету, только что… Мы, русские, все так рады, так рады… Не сочтите за назойливость… От всей души, от чистого сердца… – Владелец магазина снял с полки большую, перевязанную лентами коробку, развязал бант и откинул крышку. – Медведь. Он и мальчику, и девочке понравится. Вы прибавления ждете… Это хороший медведь. Самый лучший. Подарок… – Он смолк, умоляюще переводя взгляд с Вабилова на Тыниссона.
– Э-э… – Вабилов растерялся. – Спасибо, но…
– Не откажите…
Мишка, огромный, светло-коричневый, смотрел из коробки блестящими глазами, его потешная морда тоже просила: возьми, я тебе пригожусь.
Колебания прервал Тыниссон.
– Вы принесите его в консульство. Понимаете, у нас еще много дел, а медведь замечательный, но слишком большой…
– Конечно, – согласился хозяин.
– По этому адресу. – Тыниссон нацарапал на бумаге.
– Я знаю адрес.
– Нет. – Вабилов тоже решился. – Я беру его сейчас. Большое спасибо.
Он шел по улице, неся коробку перед собой, огораживаясь, защищаясь ею от всего мира; Тыниссон хотел помочь, но он нес сам, нес, твердя про себя: они не посмеют, они не посмеют!
9
– Это и есть библиотека Иоанна Грозного?
– Во всяком случае, ее значительная часть здесь, в этом шкафу.
Положительно, сегодня день разговоров. Сначала адмирал с отцом Афанасием, теперь вот маркиз Бови. Алексей любезно приоткрыл створку шкафа – огромного, под стать хранимым книгам. Мореный дуб дюймовой толщины берег прошлое от настоящего. Утверждают, что в таких шкафах не заводится ни плесень, ни книжный червь. Похоже на то.
– Но я слышал, она утеряна безвозвратно. – Маркиз склонился поближе к большим, in quarto, томам.
– Нет, она никогда не терялась, просто о ней долго не вспоминали. Библиотекой в наше время считают собрание тысяч книг, в этом смысле библиотеки Иоанна Грозного никогда и не существовало. Сотня древних инкунабул, приданое византийских жен. Иоанн купил еще немного, вот и библиотека. В те времена книги вообще были редкостью, а те, которыми интересовался Грозный… Впрочем, кому я рассказываю!
– Нет, нет, что вы, я слушаю с удовольствием, – возразил маркиз, но видно было – он хотел не слушать, а смотреть. Для этого вас сюда и пригласили, господин академик.
– Иоанн Грозный изучал эти книги всю жизнь. И содержание книг, и историю самих книг. Вот, например, эта. – Алексей осторожно извлек фолиант – старая кожа, серебряные замки. Сколько лет тем замкам, а даже не потемнели. Серебро императора Константина. – Считается, что ее привез в Рим Гай Юлий Цезарь. Любопытно, но его по сей день обвиняют в том, что он сжег Александрийскую библиотеку, хотя на самом деле он послал отборный отряд легионеров, чтобы спасти книги. Но удалось уберечь от огня лишь единичные рукописи, одна из которых – перед вами. Пожар устроили египетские жрецы, желавшие любой ценой не допустить к этим книгам римлян.
– Ваши сведения поразительны, но каков источник?
– В книгу вшит автограф Юлия Цезаря. Сорок строчек, написанных его рукой. Изучение книги не прошло для Цезаря даром – следствием явилась болезнь, которую сейчас трактуют как эпилепсию, но чем она была на самом деле, кто знает. Во всяком случае, рукопись спрятали в потаенное место, где она и лежала, пока император Константин не взял ее в новую столицу. Именно Константин приказал придать ей такой вид, каков она имеет сейчас. Возможно, поэтому книга уцелела во время захвата Константинополя крестоносцами – искали свитки. Потом, в России, ее читает Иоанн Четвертый – и из веселого, приветливого и доброго государя становится Грозным. Опять же – его поражает страшная болезнь, во время приступов которой рассудок покидает тело, а что приходит взамен? Борис Годунов приказал все «особые» книги Иоанна поместить в недоступное укрытие – на Руси не любили чернокнижие. Потом, много лет спустя, Павел Петрович открывает для себя эту библиотеку. Счастья это ему не принесло. Умер он страшной смертью.
– Да, заговорщики…
– Заговорщики хотели заставить Павла отвратиться от чернокнижия, но в смерти его неповинны. Есть свидетельства, написанные участниками уже при сыне Павла, Александре. Обстоятельства кончины императора были таковы, что они предпочли остаться в памяти потомков убийцами, нежели открыть правду об императоре-некроманте. Его сын до последних дней своих замаливал грехи отца, а книги… книги опять скрылись из виду, пока матушка моя не извлекла их на свет в девятьсот двенадцатом году. Совсем недавно она передала их мне, решив, что с нее достаточно.
Алексей слышал в своих словах хвастовство ребенка, рассказывающего, какая у них страшная собака живет в конуре. Чего-чего, а хвастать в детстве ему не приходилось. Как хвастать наследнику престола? Чем? Превосходство его подразумевалось и не оспаривалось никогда. А потребность осталась и давала о себе знать в самый неподходящий момент.
– Разумеется, я драматизирую и рассказываю о книгах так, как делал это мой дядя Николай Николаевич. Я просил его рассказать что-нибудь страшное, любил, страсть – про колдунов, вурдалаков, оборотней, и он под большим секретом шептал мне вечерами жуткие истории. И про библиотеку Иоанна Грозного тоже. Да вы берите, открывайте…
Бови расстегнул застежки книги. Крупные, они покрыты были резьбой, отчего делались на ощупь шероховатыми, негладкими. Маркиз прищурился, пытаясь рассмотреть орнамент.
– Это средневековый левша постарался. На пряжках выгравированы Четьи минеи, как и уместились. Если взять сильную лупу, то можно разобрать, – пояснил Алексей. Опять будто хвастаю.
Маркиз раскрыл книгу – и замер. Потом перелистнул, еще и еще.
– Далее есть перевод на латинский язык. Сделан по приказу царицы Клеопатры для Цезаря. – Хвастовство, хвастовство.
Маркиз не обращал внимания на слова Алексея: он вчитывался в строки непонятной, таинственной письменности. Для Бови, впрочем, она понятна, если тот действительно превзошел Шампольона. Иероглифы, руны, да…
Наконец Бови опомнился:
– Я не смел… Не смел надеяться…
– Нашли что-то любопытное, маркиз?
– Любопытное? Это не то слово, ваше императорское величество. Невероятное! Фантастическое!
– Неужели? – А самой хвастливой была притворная скромность. Алексей был бы огорчен не на шутку иной реакцией маркиза.
– В средневековой литературе встречались ссылки на эту книгу и комментарий к ней одного арабского теософа, комментарий настолько странный, что автора всегда называют «безумным арабом», но сама книга считалась невозвратно утерянной…
– Я рад, что ваш приезд сюда оказался небесполезным.
– Мой приезд сюда, может быть,