– Лакруа – мой друг, но прежде всего – мой партнёр, – сказал он. – А ради хорошего партнёра стоит делать куда больше, чем ради друга. Друг даёт тебе дружбу, а партнёр – и дружбу, и деньги. Всё, что я потрачу на решение его проблем, считаю хорошим вложением.
Сам Ито Китагами проявлял минимальный интерес к солнцу, пляжу и рыбалке – всё его время занимали алкоголь и женщины, особенно русские и скандинавки. Но в те редкие моменты, когда он был одет и трезв, он поражал ясностью ума и выдающейся памятью.
– Я отлично помню Матиаса Баррьера, – сказал он. – Мы проводили долгие недели в Акабе и Аммане. У него был тяжёлый характер, сухой в общении, но пару раз он делился со мной своими тревогами. А беспокойств у него было много – он был из тех, кто всегда будто несёт на себе весь мир.
– Что ты имеешь в виду?
– В том, что он слишком серьёзно относился к своей роли «высшего хранителя великих тайн», будучи убеждённым, что если он исчезнет, вся эта конструкция рухнет в одночасье.
– О каких тайнах идёт речь?
– Он мне никогда не говорил, – спокойно ответил невозмутимый японец. – Это были тайны. Баррьер любил свои тайны больше, чем собственную жену – в этом я уверен. Потому что мне известно: он делил жену с пилотом «АэроМексико», но свои тайны – ни с кем. Иногда казалось, что убеждённость в том, что он знает то, чего не знают другие, придавала ему силу и ощущение превосходства. В один из разов, когда он выпил больше обычного, он уверял меня, что держит Лакруа «за яйца».
– Ты думаешь, он мог его шантажировать? – поинтересовался Гаэтано Дердерян.
– Ни за что! Ни при каких обстоятельствах, – мгновенно отреагировал собеседник. – Он обожал Лакруа, отдал бы за него жизнь, и, по сути, я думаю, что именно это и сделал.
– Тогда…?
– Не редкость, когда нам приятно чувствовать, что у нас есть власть над теми, кого мы любим – возможно, потому что таким образом мы надеемся не потерять их. Иногда мне казалось, что Матиас Баррьер был уверен, будто Ромен Лакруа – в каком-то смысле его творение.
– Ты хочешь сказать, что он вел себя как «мозг из тени»?
– Я ничего не намекаю, но Баррьер прекрасно понимал, что он не гений и у него нет тех социальных навыков, без которых невозможно стать настоящей звездой в мире большой финансовой игры. Вполне возможно, что он считал себя подлинным автором успеха своего друга детства.
– Ромен и Баррьер были друзьями детства? – удивился Ваффи Ваад. – Впервые слышу!
– Они родились в одном районе, вместе ходили в детский сад, школу и университет. Разница лишь в том, что один был отличником, худеньким, лысоватым и занудным – словом, настоящим «ботаном», а второй – учеником посредственным, но спортивным, обаятельным, харизматичным и душой компании.
– Такое часто встречается в университетах, – согласился дубайец, изучавший инженерное дело в Бостоне. – Лучшие друзья часто не имеют между собой ничего общего.
– Может, это потому, что каждый находит в другом то, чего ему самому не хватает, – вмешался Гаэтано Дердерян. – Но давайте вернёмся к теме. Главное, как мне кажется – это те тайны, которые хранил Баррьер. Как ты думаешь, хоть кто-то мог иметь хоть малейшее представление об их природе?
– Он унёс их с собой в могилу, – уверенно заявил японец. – А если кто и мог знать хоть что-то – так это некий Табернье, которого я лично не знаю, но, насколько понимаю, он шёл по его следам.
– Никто больше? Абсолютно никто?
– Насколько мне известно – нет, разве что Абдулл Шами, который был главным инженером на станции в Аммане до того, как утонул в Мёртвом море.
– Как это утонул в Мёртвом море? – впервые вмешался потрясённый Индро Карневалли. – В Мёртвом море утонуть невозможно!
– Абдулл Шами смог.
– Но в Мёртвом море вода такая солёная и плотная, что в ней не тонут.
– Только если ты не оказался в машине, которая рухнула с высоты пятнадцати метров.
– Тогда понятно.
– Видимо, ты один такой, кому это понятно. Потому что никто до сих пор не может объяснить, что, делал Шами, мчась как сумасшедший по дороге вдоль Мёртвого моря в три часа ночи.
Гаэтано Дердерян протянул руку, зачерпнул ложкой немного икры из стоявшей в центре стола вазы, и, прежде чем отправить её в рот, спросил:
– Память меня не подводит, или это была первая жертва всей этой заварушки?
– Так и есть.
– И что ты об этом думаешь?
Японец сделал паузу, тоже попробовал икры, запил её шампанским и наконец ответил:
– Я не думаю. Я просто делаю свою работу и живу в Эр-Рияде, где чувствую себя в безопасности, потому что никто не въезжает и не выезжает из Саудовской Аравии, не оставив след вплоть до размера обуви. За последние годы произошло слишком много событий, ни одно из которых не было полезным для здоровья. Так что у нас есть два выбора: сменить компанию или жить в Эр-Рияде.
– Значит, ты признаёшь, что работать на «Акуарио & Орион» – рискованно?
– В этой части мира? Безусловно! Статистика не врёт, и количество «несчастных случаев» выходит за все рамки здравого смысла.
– У тебя есть теория на этот счёт?
– Если тебе это что-то даст, то я думаю, что Матиас Баррьер переиграл кого-то, и теперь пострадавшие, возможно, евреи, мстят тем, кто ни при чём.
– Евреи? – с недоверием переспросил Индро Карневалли. – А при чём здесь евреи?
– Я не знаю.
– Тогда зачем ты это сказал?
– Потому что, если мне не изменяет память, всё начало усложняться, когда начали прокладку трубопровода в Акабе, прямо на границе с Израилем. А в Израиле полно фанатиков и ортодоксов, которые крайне отрицательно смотрят на этот проект.
– Почему?
– Во-первых, фанатики считают, что проект напрямую выгоден их естественным врагам – палестинцам. А во-вторых, ультраортодоксы утверждают, что мы противимся воле Бога, пытаясь превратить пустыню, по которой их предки скитались сорок лет, в оазис.
– Какая глупость!
– Для тебя и для меня – возможно. Но не для тех, кто верит, что включить свет в субботу – уже нарушение воли Бога, повелевшего отдыхать. – Японец сделал широкий жест, указывая на всё вокруг, а затем кивнул в сторону девушек, резвящихся на пляже. – Мы живём в очень запутанном регионе и в очень запутанное время. За всё то, что мы творили в последние дни – с таким количеством алкоголя и распущенных женщин – в соседней Аравии нам бы отрубили головы