–Вы имеете в виду что-то незаконное?
–Я имею в виду что-то ненормальное. Законно это или нет – сейчас не важно, это не моя работа. Я следователь, а не судья.
Повисло долгое, тяжёлое и почти мучительное молчание. Казалось, Ширин Шами вела тяжелую внутреннюю борьбу.
Наконец, спустя почти пять минут, она тихо прошептала:
–Я очень устала и мне нужно спокойно всё обдумать. Пересплю с этой мыслью – и завтра поговорим.
***
На следующий день, очень рано, когда большинство техников уже покидали судно, направляясь к месту работы, Ширин Шами всё ещё находилась на том же участке верхней палубы, будто бы вовсе не уходила отсюда, а может, и спала прямо тут, не раздеваясь.
Её глаза казались ещё больше и печальнее, чем обычно, а хрупкость – настолько явной, будто она могла сломаться пополам.
Когда к ней подошёл Гаэтано Дердериан, она внимательно посмотрела на него и, чуть прикусив уголок губ, сказала:
–Я не уверена, что то, что я расскажу, будет важно. Хочу верить, что да, но прежде чем я скажу хоть слово, у меня есть два условия.
–И какие же?
–Имя моего мужа не должно нигде появляться. Моя первейшая обязанность – защищать его память перед нашими детьми.
–Хорошо!
–Вы даёте мне своё честное слово?
–Даю.
–Не знаю почему, но я вам верю. Вы – первый христианин, которому я доверяю. Шестое чувство подсказывает мне, что вы – один из немногих, кому можно верить.
–Благодарю. А второе условие?
Женщина чуть улыбнулась, протянула руку и указала на далёкий берег.
–Вон то.
Пернамбуканец проследил за её пальцем, осмотрел пирс и пляж, потом пожал плечами в полном недоумении:
–Что именно?
–Вон та скорая.
Теперь её собеседник едва смог выговорить:
–Скорая? Какая скорая?
–Та, на которой изображён логотип корпорации. В Рамалле она нужнее, чем здесь. Евреи взорвали нашу последнюю ракетой.
Он задумался на секунду, достал из кармана маленький телефон, набрал номер и, как только на том конце ответили, сказал:
–Ваффи? Пусть кто-нибудь оформит документы на ту скорую, что в порту, на имя Ширин Шами. Нет, объяснять сейчас не могу. Сделай, как говорю, и советую тебе заказать ещё одну как можно скорее.
Он повесил трубку, медленно убрал телефон обратно в карман и посмотрел на женщину:
–Готово. Скорая ваша. Что вы хотели рассказать?
Палестинка откинулась на спинку кресла, закурила сигарету, помолчала немного, а затем, как будто слова жгли ей язык, прошептала:
–Всё началось примерно пять лет назад, когда Абдулл был назначен главой кабинета министра по делам воды и окружающей среды.
–Я не знал, что он занимал такой пост.
–Это было недолго, но он относился к делу очень серьёзно. Он знал, что запасы воды в Иордании заканчиваются, и если срочно не найти решение – случится катастрофа. Евреи, контролирующие Тивериадское озеро, не собираются отдавать нам ни капли. Более того, они каждый день угрожают полностью перекрыть и без того скудную подачу воды, если мы не будем делать то, что они требуют. А вода – это жизнь для нашей страны, и они это прекрасно знают.
–Все это знают. Продолжайте.
–Абдулл работал без устали, постоянно бурил скважины, делал всё более глубокие исследования, но раз за разом возвращался в отчаянии. Он нашёл воду на севере, в холмах над Мёртвым морем, но она оказалась такой солёной и плохо распределённой, что сделать её пригодной для питья казалось невозможным. Поверьте, он был совершенно подавлен, и осознание своей беспомощности подрывало его здоровье.
–Я вас понимаю.
–Сомневаюсь. Мы – палестинцы. Иордания приняла нас, когда нас выгнали с родины. Мой муж работал таксистом, чтобы оплатить своё обучение и стать инженером, который сможет отблагодарить страну за всё…
Повисла новая, тяжёлая пауза. Женщина затушила сигарету, уставилась на завиток дыма, будто надеясь вычитать в нём новые слова. Затем глубоко вздохнула, снова посмотрела на море и, наконец, сказала:
–Вот тогда и появились испанцы.
–Испанцы? – переспросил он, явно ничего не понимая.
–Да.
–Какие испанцы?
Теперь Ширин посмотрела на него так, будто перед ней сидел умственно отсталый.
–Ну те, из проекта! Разве вы не слышали про испанцев?
–Конечно слышал. Я даже был в Мадриде и знаю некоторых, но понятия не имею, о каких испанцах вы говорите.
–О тех, кто работал над проектом. О ком же ещё?
–Каком проекте?
–О проекте «Красное море – Мёртвое море», который теперь называют «Река мира».
Бразилец выглядел так, словно у него из головы вылетели все мысли. Он застыл, потом слегка ударил себя костяшками по лбу, как будто хотел привлечь внимание разума.
–Вы говорите о той опреснительной установке? О той самой?
–Именно.
–Вы хотите сказать, что идея перегнать воду отсюда к Мёртвому морю и опреснить её – не принадлежит корпорации «Акуарио и Орион»?
–Я думала, вы это знаете.
–Впервые слышу.
–Такой уж из вас и следователь! Как можно работать на корпорацию и не знать, что она взялась за проект, который уже был официально представлен в Министерстве воды Иордании?
–Никто мне этого не говорил. И, подозреваю, мало кто вообще об этом знает.
–Матиас Баррьер знал.
–Он мёртв. И ходят слухи, что его убили.
–Я не удивлена. И не огорчена. Это он втянул Абдулла в это грязное дело.
–Как?
–Я не знаю. Только знаю, что однажды он появился в Аромане, и с того момента всё пошло наперекосяк. Он был хитрый, скользкий, любил недомолвки и шепотки. Я его возненавидела с первой минуты – моё шестое чувство вопило, что он один из тех, кто всё, к чему прикасается, развращает.
–Ваш муж поддался?
–Мой муж был хорошим человеком, но слишком слабым. Его единственная цель – решить проблему воды в Иордании. Баррьер убедил его, что испанцы не справятся с такой амбициозной задачей, а единственная, кто может реализовать проект, – это корпорация «Акуарио и Орион».
–А он согласился?
Измученная женщина пожала плечами, достала из пачки сигарету, но так и не закурила – удержала её в пальцах, отказавшись жестом от огня, который ей предложил собеседник.
–Я слишком много курю, – пробормотала она. – Знаю, что мне это вредно, но когда бросаю – становится только хуже.
Она снова и снова пожимала плечами, в этом движении было что-то комичное или навязчивое, и вскоре добавила:
–Какая теперь разница, согласен ли был Абдулл или нет? Факт в том, что там вращались огромные суммы "в конвертах". Огромные! Цифры, от которых даже самый честный теряет голову. И именно