— Тут на карте обозначен мост, — сказал Крылатых. — Попробуем перейти на другой берег по нему. А потом обойдём по лесам Гросс Скайсгиррен [5] и окажемся в нужном районе.
Однако не успели дойти до моста, как впереди что-то зашуршало, и на группу налетел… солдат на велосипеде. Кто-то из ребят скрутил его, велосипед передали Генке — спрятать.
— Не убивайте меня! Я ехал в Ауэрвальде [6], к знакомой, — зашептал перепуганный солдат. И вдруг заорал: — Помогите, партизаны!
— Ах ты, гад!..
Но было поздно. Со стороны моста началась стрельба. Разведчики стали отстреливаться.
Через минуту мимо Генки пробежала Зина:
— Пашку убили!..
За ней появились Шпаков, Ридевский и Мельников. Они несли Крылатых. Командир умер мгновенно — пуля попала ему в сердце…
Укрывшись в лесу, наломали еловых лап, чтобы прикрыть тело. Шпаков снял с Крылатых пиджак и, проверив карманы, отдал Генке:

— Носи. Пуля дважды в одно место не попадает. Закон баллистики. Ты самый молодой из нас, тебе обязательно надо выжить.
Достался Генке и пистолет погибшего командира. О том, чтобы похоронить, и речи не было. Времени не оставалось даже попрощаться толком. Неподалёку уже трещали ветки, слышались голоса немцев.
Так что постояли молча минуту и рванули дальше.
Командиром стал Шпаков, первый заместитель Крылатых. Он снова повёл группу к Парве. Добравшись до берега, начали искать брод. Тщетно. Вдруг увидели лодку. Она была привязана цепью к столбику. С добротным замком быстро справиться не получалось. Тогда Ридевский, Иван Белый и Зварика навалились вместе на столбик. Вырвав его, забросили в лодку. Переправились в два приёма. И двинулись на северо-восток, к станции Вильгельмсбрух [7].
На привале никто не решался заговорить. Наконец Шпаков вздохнул:
— Как же всё нелепо получилось. Надо было предусмотреть, что и такие заштатные мосты могут охраняться… Ладно, Павла не вернёшь, а задание выполнять надо. Пора выбирать точку для наблюдения. Завтра мы должны отправить первые данные. А сегодня… Сегодня сообщим так: «Джек погиб, приступаем к работе».
По правилам, псевдоним командира давал название группе. Раз Джека нет, значит, группа должна стать «Ежом» — в соответствии с псевдонимом Шпакова. Однако, посовещавшись, решили: остаёмся «Джеком». В память о Пашке…
Первый «марафон»
После Белоруссии прусские леса напоминали парки. Ни валежника, ни бурелома, ни даже густых зарослей. Аккуратные кварталы, пронумерованные на карте, разделённые чёткими широкими просеками. Просеки отсыпаны гравием и плотно укатаны, в болотистых местах оборудованы гатями и дренажём. Нередко попадались беседки, площадки для отдыха. По всему было видно: люди в лесах — частые гости. Разведчиков это не могло радовать.
Периодически выходили на открытую местность. По дорогам, понятное дело, идти было нельзя. А в полях без конца попадались то мелиоративный канал, то колючая проволока ограды, то загон для скота. Всё это сказывалось на скорости.
Все обратили внимание, что даже к самому маленькому хутору вела добротная дорога. Дома — в порядке, обсажены фруктовыми деревьями, вокруг — чистота, домашние животные ухожены. В общем, вот он, пресловутый немецкий «орднунг».

— И чего фрицам не хватало, — говорили меж собой «джековцы». — Всё же было, живи и радуйся. Нет, полезли к нам…
После утренней и вечерней дойки фляги с молоком выставлялись на помосты возле домов. А потом их собирали и отвозили на молокозавод. Разведчики не раз экспроприировали содержимое фляг, выставленных добропорядочными бауэрами.
— В счёт будущих репараций с Германии, — шутил Мельников.
Удивили всех и насосные станции. Работая в разных режимах, они регулировали уровень воды в мелиоративной системе. А пахотная земля была настолько рыхлой, что на копыта лошадям немцы надевали широкие деревянные «лапти». Чтоб не проваливались.

Когда добрались до намеченного ориентира, Шпаков сказал:
— Понимаю, все устали, но кто-то должен идти на дежурство. Пора начать сбор данных. Добровольцы есть?
Вызвались Овчаров, Целиков и Зварика.
— А можно и я пойду? — спросил Генка. Ему хотелось сделать хоть что-то как разведчику. Да и устал он меньше других. Ведь когда Генка был партизанским курьером в Белоруссии, ему регулярно приходилось совершать тридцати-сорокакилометровые «прогулки» между Станьковским лесом и Минском.
— Пойдёшь в следующий раз, — ответил Шпаков. — А сейчас твоя задача — охрана радисток. Юзик, ты отправляешься на шоссе, Иван Белый и Иван Чёрный — на «железку».
От обиды у Генки запершило в горле. Но дисциплина — превыше всего. Потому он молча взял тяжеленные батареи для раций и присоединился к Ане с Зиной, которые вытоптали в траве уютное гнёздышко и уже укладывались спать.
— Командир, не пора ли «повеселиться»?
Все уже знали, что Мельников имел в виду. Он ловко вскрыл финкой консервную банку со свиной тушёнкой. К небольшой порции мяса каждый получил по сухарю. Маловато, конечно, для молодых людей. Однако еды было в обрез, приходилось экономить.
Запивали из фляжек водой, которую набрали в Парве. Все невольно вспомнили Крылатых, который ещё вчера был жив…
— Наполеон, тебе придётся посторожить, остальным — спать, — распорядился Шпаков.
Тишина, сквозь ветви деревьев припекает августовское солнце. Генка, который только что рвался в наблюдатели, положил голову на диск автомата — и мгновенно отключился…
В полдень вторая смена стала готовиться к дежурству.
— Ридевский и Юшкевич — на «железку», Мельников — на шоссе, — приказал Шпаков. — Да, возьмите чего-нибудь на зуб.

Снова немного тушёнки, сухарь и глоток воды из фляжки. Правда, в вещмешках имелись брикеты пшённого концентрата. Но огонь пока зажигать опасались. Вроде вокруг никого, только кто знает. Разведёшь костёр, и на дымок тут же непрошенные гости набегут. Надо какое-то время потерпеть, осмотреться получше.
…Ридевский и Генка, замаскировавшись, лежали у железной дороги.
— Что это за работа, — не выдержал, наконец, Генка. — Лежишь и лежишь. Да ещё с пустым желудком. Хоть бы пострелять, что ли.
— То, что делаем мы и другие группы, очень важно для штаба фронта, — сказал Ридевский. — Туда стекается вся информация о положении в тылу врага. Когда данные перенесут на карты, станет ясно, что происходит у противника. Где