Паучок выгнула бровь, намекая, что ждет помощи с волосами, и мне пришлось побороть ступор.
Первый шаг дался с непомерными усилиями. Мышцы ныли, отказывая в любом движении, кроме одного – прыжка на стоявшую передо мной на коленях прекрасную девушку. Нутро непосильно требовало приласкать ее и излить с поцелуями съедающую внутри недосказанность.
Второй шаг был легче, но распирающее чувство в паху усилилось, когда грубые швы на брюках потерлись о напряженную плоть.
Адель наблюдала за мной с мрачным удовольствием, смакуя власть, которую имела над моим возбуждением. Стараясь не выказывать своих неудобств, я приблизился вплотную. Сунув одну руку в карман, чтобы поправить себя, присел рядом с Адди на корточки.
От нее веяло терпким ароматом похоти, смешивающимся с тонкими колебаниями изнывающего по соитию тела. Адель будоражило мое тяжелое состояние. Усилием воли я заставил себя не зацикливаться на быстро подрагивавшей точке пульса на ее шее или расширенных зрачках. Сосредоточившись на деле, осторожно потянулся к ней и запустил пальцы в волосы.
Живущий в венах порок все же возобладал над приобретенной человечностью, и прикосновение получилось отнюдь не заботливым, ибо я с силой намотал шелковистые пряди на кулак, заставив ее голову запрокинуться. Я нависал над миниатюрной Адель как скала, когда она послушно уселась на пятки и сложила руки на коленях.
В воздухе трещало напряжение. Я нашел взглядом ее губы, такие чарующие, манящие и…
Чертов всплеск воды в ручейке за нашими спинами заставил очнуться от наваждения. Я развернулся к фонтану, отвлекаясь от пошлых мыслей, а когда повернул голову обратно, то увидел, как Адель бессовестно выпятила грудь и провела кончиком языка по нижней губе. В ее потемневших глазах отражалось мое измученное пылким приливом лицо.
Голова Адди все еще была запрокинута, но она не сопротивлялась, провоцируя и заигрывая. Паучок изучала меня, хотела знать, что я так же тоскую по ней, как и раньше.
Я был готов разорваться!
Поблескивающая влага на ее губах манила добавить свою, слизать ее вкус, а после выпить залпом, пока она не содрогнется в истоме.
Мое дыхание стало прерывистым, перекликаясь с ее слишком звонкими вдохами. Адель подалась вперед на жалкие миллиметры, но этого оказалось достаточно, чтобы плотина выдержки рухнула.
Или мы оба не смогли противостоять опасному магнетизму?
С протяжным стоном наши губы нашли друг друга.
Магия подчинения вырвалась из меня потоком и потянулась к Адди, чтобы насладиться ее похотью. Я обрубил ментальные крючки на корню, не позволив им уничтожить долгожданный момент.
Этот поцелуй был болезненным.
В нем не скрывалась нежность или любовь, в нем жила мука от предательства, звон разбитых надежд и рухнувшая вера. Наше столкновение походило на извержение вулкана – чарующее, непосильно жаркое и убийственное для всех, кто окажется в эпицентре стихии.
Адди мертвой хваткой вцепилась в мой фрак и притянула ближе. Я упал на колени, вжимаясь в нее и властвуя над ее горячим ртом. Мы пожирали друг друга, купаясь в океане страсти, в котором сейчас бушевал неистовый шторм. Паучок кусала мой язык до крови, оттягивала губы и царапала их зубами, но я не противился. Она нещадно наказывала меня и вознаграждала, а я терялся в ней, блуждая руками по ее изгибам.
– Адель, – мучительно просипел я, упиваясь ее дрожью, как нектаром, когда руки нашли пристанище на тонкой талии. Я так сильно желал ее, что становилось страшно. Будто эта девчонка заменила органы, насквозь пропитав собой. Ладони скользнули ниже, и я до скрипа платья сжал ее ягодицы…
Сильный удар по щеке вернул самоконтроль. Я отпрянул и выпустил Адди. Ее лицо было красное от злости, а в уголках глаз блестели непролитые слезы. Она тяжело и быстро дышала, а я поздно сообразил, что удерживал ее силой. Боялся, что она вновь исчезнет, уйдет к Аваддону, оставив меня один на один с зияющей дырой в груди.
Кожу пощипывало. Я мимолетно коснулся ладонью горячей от удара щеки и прошептал:
– Прошу простить меня за столь непозволительную выходку, но вы сами спровоцировали…
Я резко поднялся, как и Адель. Она нервно отряхнула измятое платье, и тени зашевелились в углах оранжереи, реагируя на негодование хозяйки.
– Спровоцировала? – Она ткнула себя пальцем в грудь. – Ты предал меня, бросил в Аду, из-за тебя Абракс на грани уничтожения, а ты пытаешься в чем-то уличить меня!
Я словно проглотил язык, не готовый столкнуться с рассвирепевшей Адель, которая еще чуть-чуть – и выцарапала бы мне глаза.
Она хохотнула, забавляясь моим замешательством. Затем, растерев пальцем по подбородку каплю моей крови, развернулась на каблуках и прошествовала к ручейку. Скинув туфли на высоком каблуке, она вступила прямо в воду и взмахом руки направила туда щупальце теней. Оно крючком подцепило блестящую рыбку с оранжевым хвостом, подав ее бившееся тельце в руки Адди. Она безразлично воззрилась на рыбешку и попросила:
– Желаю, чтобы все получили по заслугам.
Адель ударила меня полным ненависти взглядом. Тьма непроизвольно всколыхнулась в моих венах, напоминая, что с Принцем Похоти шутки плохи, но Адди не отреагировала на предупреждение. Оторвав рыбешке голову, она выбросила блестящие ошметки в воду, забрала туфли и зашагала прочь, оставив меня одиноко пыхтеть ей вслед.
* * *
В тронный зал я не вернулся. Созерцать лицемерие придворных, улыбающихся в лицо, но поливающих грязью за спиной, не хотелось. Я мог сорваться и заставить их мозги вытечь через уши. Сомневаюсь, что подобное одобрил бы Люцифер, как и остальные, кто полагал, что век, проведенный с людьми, изменил меня.
Стал ли я более сострадательным? Нет! Но я научился обволакивать порок в кокон иных чувств и видеть то, что в преисподней называли слабостью – любовь во всех ее проявлениях. Узнал, что чувства закаляют характер, пусть и добавляют безумства.
Я ворвался в свои покои, громко хлопнув дверью. Мэгги, сидевшая за письменным столом в одном белом пеньюаре, испуганно подскочила. С ее колен слетел небольшой листок, наклонившись, она быстро подняла записку.
– Что ты здесь делаешь? – рявкнул я на назойливую фурию и устремился в центр роскошной комнаты с багровым ковром и грубой черной мебелью.
Марго лучезарно улыбнулась, не замечая моего разгневанного состояния. Шелковый халатик едва прикрывал ее стройные ноги, заканчиваясь чуть ниже бедер, а убранные назад рыжие кудри обнажали полосу бледной кожи с веснушками и ложбинку между грудей.
– Жду вас, милорд, с докладом.
Я воззрился на фурию с вопросом, почувствовав, как от нетерпения покалывает макушку. Я не стал уповать на аристократическое воспитание лорда