И мы жили. Завели себе маленького шпица. Съездили в круиз. Купили большой загородный дом, куда дети приезжали по выходным большой компанией и где Роза решила провести свою вторую беременность, Степа качал головой, говорил, что вполне может позволить себе взять точно такой же дом через улицу, но Роза не хотела, она хотела быть со мной, когда ходила беременная второй раз.
А Макар отжигал.
Учился, смеялся, радовался, был такой яркой копией Виктора, что я только вздыхала. Мне казалось, в сыне собралось все самое лучшее от мужа: его упёртость амбиции, сила воли. А от меня он забрал заботу, понимание, ласку и девчонкам голову кружил и женился, только когда ему стукнуло двадцать пять на милой светловолосой девушке по имени Аглая, которая смущалась, глядя на меня, стеснялась, а когда забеременела, стала похожей на какую-то диснеевскую принцессу, ходила аккуратно в длинных платьях, придерживала живот и снова прятала глаза.
И мы прожили с Виктором на самом деле очень счастливую долгую жизнь. В конце которой я призналась все-таки ему о том, что простила. И ни капельки не пожалела о том, что тогда остановила его, не дала уйти, не дала упасть, удержала на краю. Потому что я так сильно его любила.
— Зоя,— тихо позвал меня Виктор, когда я проревелась и наконец-таки стала соображать нормально.
— Что?
— Я очень боюсь, что ты пожалеешь.
— Не бойся…
И ведь не пожалела. И признавался в любви Виктор мне, когда Макару стукнул годик, пять, десять.
И сейчас он шептал мне тихо на ухо:
— Люблю тебя, великодушная моя, люблю тебя, милосердная.
Я молчала, а в душе признавалась, что я его тоже люблю.
Конец.