Пес задергался, вскочил, а затем отошел на несколько шагов. Конец бечевки свисал теперь до полу, все еще опутывая шею по горлу.
– Я все понимаю, – Егор закрутил колпачок и показал бутылку псу. – Но без этого никак. Ведь доктор не приедет. В смысле, собачий доктор. А я человеческий. Ну и не совсем доктор... – он покачал головой и с горечью усмехнулся. – Одно название... Морды переделываю, понимаешь? Носы, рты. Кожу лица на затылок натягиваю. Омолаживаю, блин!
Пес снова зарычал и сместил корпус назад.
– Извини, брат, – понизил голос Егор. – Завелся я опять. Характер... Мне бы накостылять кое-кому, глядишь, и отлегло бы. Да отец бы меня не понял. Я ж ради него, ради матери изнутри себя столько времени ломал. Чтобы, значит, человеком стать. Хорошим человеком. А потом вот за большой деньгой отправился. Послушался друга. Ну так и получил, за чем шел. Думал, счастливее стану. Нет, брат, не в деньгах счастье... И не в бабах. – Столетов развел руками. – В чем? Не спрашивай. Честно, не знаю. Но вот если ты поправишься, то, наверное, я буду немножечко счастлив. Как думаешь?
Пес махнул хвостом и зацокал к подстилке. Остановился на полпути, заметив свисающую бечевку. Уцепился за нее пастью, попробовал содрать, но задрожал, заскулил и посмотрел на Егора таким взглядом, что у того сжались челюсти.
– Потерпи, Джек. Попробую раздобыть лекарства. Глистогонное надо? Надо... Антибиотики, витамины. Надеюсь, что-нибудь найду. А вернусь, мы с тобой каши наварим с мясом. Мы же мужики, нам мясо нужно.
Егор постоял посреди комнаты, а затем, намотав на шею шарф, вышел в сени. Снег на стоявших в углу лыжах еще не успел оттаять. Егор сколупнул с креплений намерзший лед и, прихватив палки, направился во двор.
Что, и черти будут?
– А еще у нас баба Люба есть! – оттопырив мизинец и прищурив правый глаз, Слава подул на горячий чай.
Варвара с аппетитом уплетала слоеную «заправскую» булочку с сосиской и отхлебывала кофе из простой белой чашки. На заправке было тепло, светло и вкусно пахло. Слава отогнал грузовичок от заправочных колонок и теперь поглядывал в его сторону через большое окно, у которого они стояли.
– Баба Люба, – напомнила она и, скомкав салфетку, вытерла губы.
– Ага. Так вот она, значит, наш местный оракул. Погоду предсказывает, все даты церковные помнит, ну и по мелочи... – мужчина шмыгнул носом.
– Что по мелочи-то? – рассмеялась Варвара.
– Заговоры, – понизил голос Слава. – Гадания еще. На картах. Говорят, бабка ее цыганкой была. Но что-то, мне кажется, вранье это все. Любка наша, деревенская. К тому же, рыжая.
– А что, цыган рыжих не бывает?
– Может, и бывают, – задумался водитель. – Сама-то она хитрит, всей правды не говорит. Знаю, что из Якимихи. Замуж как вышла, на Сладкий переехала. Чтобы значит, за мужиком своим жандобиться.
Варя покрутила головой:
– Жандо... что?
– Ходить! Э... ухаживать, во! Только он возьми, и через год помри, вот так-то...
– Понятно, – Варвара выбросила салфетку и посмотрела в сторону витрины. – Я пожалуй, на дорожку еще одну слойку возьму. Вкусно.
– Ага, давай бери да поехали!
Они вышли с заправки. Снежок припустил и теперь падал крупными, похожими на куски ваты шарами.
– С тех пор Любка в гадания и ударилась, – подтянул штаны Слава.
– И как, сбывается?
– С погодой, да. Прям жо... этим местом она ее чувствует. А касательно личной жизни не знаю, не обращался. У меня, слава богу, все в порядке – жена, дети выросли. Разъехались... – он вздохнул. – Ну а что им у нас делать? Тоска, едрена вошь!
– А вы мне еще про монастырь расскажите, пожалуйста!
– Это тот, где тюрьма, что ли?
Варвара уселась поудобнее и захлопнула дверь грузовичка.
– И про тот, где тюрьма, и про другой тоже.
– Так это... Ты фильм «Калина красная» смотрела?
– М-м... – Варвара кивнула. – Что-то припоминаю. Старый, да? Там еще Василий Шукшин снимался. Мама моя его любила. Говорила: вот мужики были!
– Во-во, – Слава поднял вверх темный узловатый указательный палец. – Он как раз по тому мосту из тюряги и шел. Токмо с Огненного вот эдак запросто не отчалишь. Там на пожизненном сидят. Как революция случилась, заместо монастыря тюрьму сделали. Это, значит, на Огненном. А на Сладком с той поры служивые жить стали. А раньше монахи в том монастыре такой сбитень готовили, что на всю округу славился. Потому остров Сладким и назвали. Теперича, конечно, от того сбитня, сама понимаешь, ничего не осталось. Но природа, мать! Какая у нас природа! Новое озеро, Новозеро по-нашенскому, тебе понравится. Ты бы летом приехала – на рыбалку бы сходила. А зимой оно мертвое совсем, стылое.
– А тот монах, про которого вы говорили... С факелом?
– А... это на материке дело было. На Огненном-то, почитай, в 16 веке монастырь отстроили, а тот еще раньше хотели. Но что-то, видать, не срослось. Болота, опять же... В общем, место гиблое, неудачное оказалось. И вот один монах воспротивился тому, что строить перестали. Уперся! Сказал, что не покинет того места. И... – Слава вывернул руль и поддал газу.
– И? – Варвара уперлась ладонями перед собой, чтобы не завалиться на водителя.
– И не покинул. Так там и остался. На-всег-да!
– А вы сами там были? В том монастыре, который заброшенный?
– Вот еще! – Слава кашлянул. – Чего я там не видел?
Варвара бросила на него хитрый взгляд:
– Да вы боитесь?
– Я?! Окстись, не боюсь, а остерегаюсь! Не все так просто, малая! Ты думаешь, раз монах остался, так место святым стало? Ни-ни! Монах ведь человек тоже подневольный. Ему приказ был, а он ослушался. Почитай, против начальства пошел. А значит, не тем силам поддался.
– Ох, и жутко! – встрепенулась она. – Как раз то, что мне нужно!
– Чую, бедовая ты, Варвара!
– Скажете тоже... – она вдруг скисла, задумалась.
За окнами мелькали деревни, заснеженные поля. Настоящая зимняя сказка, которая тепло отзывалась в ее сердце.
– Мужняя ты али как? – поинтересовался