— Ты мне порекомендовал бы к Анне Семёновне быть повнимательнее? — спросил я. — Я имею ввиду в плане её возможной неблагонадёжности.
— Не думаю, — сказал Андрей, потупился и покачал головой. — Это светлый человечек в отличие от её мамы. Хотя, конечно, всё на этом свете бывает.
— А старик ничего не сказал, что с дочкой у него проблема, — задумчиво произнёс я.
— Таким не хвастаются, — хмыкнул Андрей. — Я его, кстати, ни разу и не видел, вполне возможно, что в последнее время они почти не общались.
— Тоже верно, — кивнул я. — Ладно, буду иметь ввиду. Спасибо за информацию.
— Очень надеюсь, что она не окажется полезной, — сказал Андрей, глядя в окно.
Возможно мне показалось, но мой друг немного загрустил. Я решил его пока больше не трогать. В конце концов если захочет, то сам всё расскажет. Света позвала следующего пациента. Я посмотрел в диагностическую карту, здесь был синдром Лериша, то есть центральный стеноз. Терминальный отдел аорты и подвздошные артерии были сужены более, чем на девяносто процентов, а пациенту всего сорок семь. За счёт того, что протяжённость стеноза артерий намного меньше и убирать его будет значительно проще.
— Ну что, готов? — спросил я Андрея.
— Готов, — уверенно кивнул он, окончательно придя в себя.
Перед тем, как начинать расщеплять бляшки, он сначала внимательно просканировал зоны стеноза для уточнения деталей. Я же говорил, он малый башковитый. Да и руки из нужного места растут, как показала практика. Жеребин сосредоточился на общей бедренной артерии, встав по другую сторону от пациента, а я пристроился бочком возле Андрея и положил свою руку поверх его. Боткин начал работать спокойно и неторопливо, как и надо для начинающего, суета здесь к добру не приводит.
Я контролировал каждое движение Андрея. В этот раз на создание пучка нужной мощности и прицельное воздействие он тратил меньше энергии и уже не так волновался, как в первый раз. Всё шло чисто, гладко, без неожиданных сюрпризов. Я периодически поглядывал на него, оценивая самочувствие, но в этот раз он даже не вспотел. Жеребин уже и сам стал поглядывать на нашего практиканта, потом улыбался и вновь сосредотачивался на бедренной артерии.
Через двадцать минут непрерывной работы все бляшки на суженном ими участке были ликвидированы, а кровоток восстановлен. Константин Фёдорович для профилактики просканировал все артерии конечности и, не обнаружив никаких засад, отошёл от пациента.
— Ну что, любезный, можете вставать, мы закончили, — сказал я пациенту, который к этому времени почти задремал.
— Уже всё? — переспросил он, словно не до конца отошёл спросонья. — Спасибо большое. А не подскажете, как дальше себя вести? Или это теперь прошло навсегда?
— К сожалению, дать такую гарантию, что это больше никогда не повторится, мы не можем, — сказал я. — Вам всё равно желательно приходить наблюдаться. Приходите на диагностику через полгода. И постарайтесь значительно ограничить животные жиры, особенно тугоплавкие.
— Это какие, например? — спросил мужчина.
— Говяжий, бараний, — ответил я.
— То есть сало можно? — обрадовался он.
— Ну вы же не будете его есть килограммами, — хмыкнул я. — А понемножку можно вполне.
— Понятно, спасибо вам ещё раз! — тому, что можно есть сало, он обрадовался, как ребёнок, потом раскланялся и направился к выходу из кабинета. — До свидания!
После него в кабинет вошёл мужчина постарше, за шестьдесят. По схеме на диагностической карте я понял, что здесь работы намного больше и сложнее. Все три берцовые артерии с обеих сторон практически закрыты, буквально превратились в капилляры, по которым эритроциты могут передвигаться лишь гуськом, обтирая стенки плечами. Просто чудо, что он вообще до сих пор хоть как-то ходит.
Освободить сразу все артерии голеней за один сеанс нереально, поэтому было принято решение проработать как следует заднебольшеберцовые, ему уже станет значительно легче, и он сможет нормально передвигаться, а остальные в другой раз, возможно, что снова не все.
Мы согласовали свои действия и приступили к работе. Точность здесь требовалась ещё больше, чем при исцелении бедренных вен, но Андрей действовал всё увереннее и мне это нравилось. Лишь изредка мне приходилось совсем немного подправить интенсивность и направленность воздействия, после чего Боткин ещё сильнее сосредотачивался и дальше действовал правильно. Такими темпами он за один день вспомнит свои навыки, быстро обучится новым и сможет работать самостоятельно.
На каждую заднебольшеберцовую артерию у нас ушло около пятнадцати минут и через полчаса мы уже закончили. Ядро Андрея порядком опустело, но не до критического уровня, как я это часто делал. Оно у него явно было сильнее развито, чем у меня. Наверно поэтому он и попал в команду Баженова, будь он неладен.
— А что ты можешь сказать, Константин Фёдорович, — спросил я напарника после окончания процедуры, когда благодарный пациент вышел из кабинета. — Много пришлось ловить?
— Вовсе нет, — улыбнулся тот. — Андрей Серафимович очень неплохо справляется. Главное он быстро уловил принцип, по которому я работаю — лучше медленнее, зато чище. Крупных фрагментов бляшек практически не было, а мелкие летели не так часто.
— Отлично, — кивнул я. — Тогда у меня будет такое предложение. Мы пока с Андреем остаёмся в паре, я буду следить за прогрессом, а ты полностью переходишь на сердечников, идёт?
— Вообще здорово! — расцвёл Жеребин. — Мне так понравилось этим заниматься и с каждым днём получается всё лучше. Если такое возможно, я бы хотел этим продолжать дальше заниматься.
— Что, надоел я тебе? — хмыкнул я.
— Что вы, Александр Петрович, — смутился он. — Наговариваете на себя. Мне с вами очень комфортно работать. И вообще, благодаря именно вам я познал совершенно новые грани лекарского дела, открылись новые возможности, да я вам по гроб жизни обязан!
— Ну ты уж не преувеличивай, — улыбнулся я. — Значит тогда так и сделаем. Только по этому поводу у меня к тебе будет одна очень важная просьба, а точнее поручение.
— Согласен на что угодно! — с готовностью откликнулся Жеребин.
— Я подготовлю листы заготовки для сбора